Деление войн на справедливые и несправедливые, захватнические и освободительные, империалистические и отечественные – почти всегда ложь, причем одна из самых живучих на свете. Подвиги и отвага – правда, только они потом, после того, как ложь уже самым убийственным образом свершилась и все в нее поверили. Война почти всегда начинается с чьей-то глупости, жадности или маниакального тщеславия, помноженного на уверенность в том, что война и победа (или, наоборот, поражение) все спишут.
Война, которая случилась семь лет назад, никого не прославила, ничего никому не списала. Любая война делает мир хуже, но для любой войны эта сентенция – вторичная банальность с резонерским душком, и так было до августа 2008 года. Война в Южной Осетии открыла несколько новую грань в теории войн. Тема «Сделать мир хуже» из области пустого морализаторства перебралась в плоскость самой актуальной real politik.
Когда-то война и вовсе, кстати, обходилась без патриотических мотивов и соответствующего героизма, и никто никого не обманывал, прикрывая свое скудоумие или тщеславие мечтой о всеобщем процветании или заботой о судьбах родины. Все было практично: захватить, обогатиться, усилить свое влияние, чтобы было легче еще что-нибудь захватить и снова обогатиться. Первые эскизы нового ноу-хау обнаружились еще на рубеже 90-х прошлого века, когда империя учреждала по своим окраинам войны не столько во имя своего спасения, сколько для того, чтобы испортить жизнь тем, кто останется после нее. И у нее это, надо сказать, неплохо получилось.
В этом смысл доктрины: тот, кто хочет одного – испортить всем жизнь, обычно в этом начинании преуспевает.
Войнами начала 90-х на местах принято гордиться, и даже иногда называть их отечественными. В войне 2008 года поводов гордиться еще меньше, причем касается это каждой стороны, включая пострадавшую. В этом тоже смысл того, что потом назовут гибридной войной: тот, кто ее начинает, прекрасно знает, что вражеская элита тоже нечиста. Настолько, что ответственностью всегда можно будет спасительно с нею поделиться.
Но и это не новость в теории деления войн на справедливые и несправедливые. Главное в другом – в августе 2008 года впервые так вызывающе обессмыслилось привычное представление о войне как способе, пусть и преступном, достижения практической цели. Москва не ставила перед собой никаких задач, кроме одной – испортить жизнь Грузии. Грузии воевать за Южную Осетию практического смысла было ровно столько же. Гордиться нечем и некому, зато есть, кого вспоминать и по кому скорбеть, обычное дело войны, которая увенчала утверждение нового военного жанра.
Война бессмысленна, но дело не в этом, потому что подменяется понятие смысла в принципе. Москва не добилась изменения грузинского курса, не разжилась ценными территориями, нагрузив себя, наоборот, новыми региональными проблемами. Но она сыграла на понижение, на общемировое признание того факта, что сверять поступь прогресса надо не по лидеру, а по тому, кому этот прогресс как черту ладан, и он все сделает, чтобы его не допустить. Это, оказывается, стоит войны, и теперь это фактор и план Путина. Нехитрый. Но действенный. Но это был еще только 2008-й.
Проба пера удалась. Но, кажется, никто еще не понял, что Южная Осетия – это не война, а жанр. Что войне не нужен ни смысл, ни Крым. Влиятельность и сила определяется не силой и владениями, а способностью сделать всем хуже, пусть даже самим себе, но это не важно, потому что самим намного хуже уже не будет все равно, а вот остальным будет, и это суть. Вопрос не в том, кто, что и сколько приобретет, как это было прежде. Вопрос в том, кто сколько рискует потерять, а в этой игре фаворит тот, кому терять нечего.
И у этой игры совсем другие правила. Те, по которым Саркози метался из Москвы в Тбилиси и обратно, не работают, и он, надо полагать, об этом догадывался, а что оставалось делать? Война и раньше никого не делала лучше, хотя, бывало, после иных войн случались исторические прорывы и даже денацификации.
После 2008-го все иначе. Чтобы победить злу, ему не надо быть сильнее других, как раньше. Ему же не надо добиваться победы. Чтобы глобально испортить жизнь, не нужна даже военная мощь. И потому все получается. У Украины в навязанном ей сюжете поводов для гордости еще меньше, чем у Грузии в августе 2008-го. Вопросов к Киеву у мира в 2015-м больше, чем к Тбилиси в 2008-м, и ответов не предвидится. Тбилиси, кстати, на те вопросы тоже так до сих пор внятно не ответил.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
