ПРАГА---26 февраля Грузия отметила День советской оккупации. Историки вспоминали об упущенном когда-то шансе, политики говорили, что за независимость приходится бороться и сегодня. Как относятся в Грузии к тому, что случилось 95 лет назад, кому больше нужны такие даты – политикам или гражданам, и как вообще Грузия воспринимает свою независимость через 25 лет после обретения – эти и другие вопросы мы задали социальному психологу Гаге Нижарадзе.
Вадим Дубнов: Насколько вообще востребовано такое торжество в сознании и насколько актуальна эта тема независимости, оккупации в грузинском сознании?
Гага Нижарадзе: Честно говоря, не очень востребована, потому что все-таки люди помнят, но не очень переживают по этому поводу, насколько я понимаю. Хотя в свое время, конечно, это была трагедия для части общества. Я позволю себе небольшой исторический экскурс. Всем известно, что тогда у власти были меньшевики, которые оказались не на высоте положения, и, несмотря на то, что были какие-то ресурсы, они их не сумели мобилизовать, и вся верхушка сидела и рылась в книжках Маркса на предмет: что Маркс пишет, когда одна социалистическая страна воюет против другой. Но, естественно, ничего про это у дедушки Карла написано не было. Они не смогли организовать сопротивление, Красную Армию встретило несколько сот юнкеров, в основном добровольцев, которых очень быстро разбили. Потом были выступления в Кахетии, в горных районах и т.д., но в общем-то ничего серьезного. Хотя в общественной памяти эта дата существовала, и помнили в основном такие явные или скрыто диссидентски настроенные люди.
Большой курьез произошел во время какой-то юбилейной даты, когда решили выпустить поэтический сборник грузинских поэтов про советизацию, и туда поместили, не читая, естественно, стихотворение Колау Надирадзе «26 февраля», в котором оказалось совсем не то, что думали. То есть белая смерть на белом коне входит в родной город, в общем, крайне негативное отношение к происходящему. Последовал скандал, изъяли тираж и т.д. Дата – 26 февраля навязывалась в советский период как не выходной, но праздник; во всяком случае, особо никого не возмущала – отмечалась, проводились всякие концерты, но не было абсолютно никакого энтузиазма, хотя особых протестов тоже.
Вадим Дубнов: Сейчас энтузиазма больше или вокруг этого просто есть некая политическая интрига?
Гага Нижарадзе: Конечно, есть политическая интрига, исходя из политической ситуации. Различные политические силы акцентируют эту проблему, другие стараются затушевать, но как-то не очень переживают по этому поводу – ну, было и было.
Вадим Дубнов: Мостик как-то перебрасывается в наше время из этой истории?
Гага Нижарадзе: Да, конечно. Саакашвилевское правительство очень акцентировало эту дату, пыталось создать связь времен, памяти и т.д., но я бы не сказал, что это оставило сильный след в народной памяти, может, я и ошибаюсь.
Вадим Дубнов: Насколько отношение к этой дате зависит от политических пристрастий?
Гага Нижарадзе: Естественно, зависит. Для тех, кто настроен на западный курс, поддерживает прозападную ориентацию, – это трагедия, но для других – ничего особенного, потому что все-таки есть ностальгирующая часть общества, которая все еще помнит эти пресловутые 37 рублей, которые стоил авиабилет на рейс Тбилиси-Москва.
Вадим Дубнов: То есть такой организованный патриотический порыв, в общем, не является объединяющим...
Гага Нижарадзе: Особо нет. Никто не скажет, что это было самое лучшее. По Советскому Союзу, как идеологической державе, никто особо не ностальгирует. Большинство пока еще настроено прозападно, хотя я бы не сказал, что очень уж активно. Особых переживаний по этому случаю нет. Дело в том, что по многим кросс-культурным опросам Грузия находится ровно посередине, то есть самые прозападные ценности и настроения среди азиатских культур и самые восточные среди европейских. Поэтому мы действительно на распутье, и куда пойдем – не совсем ясно, т.к. это зависит не только от нас. Но в общем-то все-таки превалируют прозападные настроения, потому что где-то в глубине, даже, может быть, не совсем осознанно, прозападная ориентация жила на протяжении многих веков. То есть Грузия себя ощущала островком христианства в окружении мусульманского мира, и в начале XIX века, когда Россия присоединила Грузию, это ощущалось все-таки как мостик к Западу, и только потом, уже в ХХ веке и в последние десятилетия особенно, стало понятно, что надо делать выбор между Европой и Россией, потому что Россия – это все-таки не Запад.
Вадим Дубнов: Я бы хотел поговорить об отношении к независимости. Пошло 25 лет... Существует ли все-таки какой-то посттравматический, постколониальный синдром, он по-прежнему испытывается?
Гага Нижарадзе: Дело в том, что Грузия была очень хорошо адаптирована к советскому режиму. Она нашла свою нишу, здесь не было особых диссидентских протестов, все были коррумпированы, власть на это закрывала глаза, и все, так сказать, ковали свое маленькое счастье и знали, что единственное, чего не надо делать, – это влезать в политику и идеологию. А так, все было прекрасно адаптировано. Был такой анекдот: отправляется поезд Тбилиси-Таллинн, и он будет следовать через Советский Союз. Это и был Советский Союз, и не был, потому что здесь в процентном отношении было больше всего членов Коммунистической партии, которые потом моментально стали патриотами и православными. В общем, адаптация была едва ли не полной. В один прекрасный день это все обрушилось, и эти жуткие 90-е годы были как раз переломным моментом, когда нация начала искать новые пути адаптации к создавшимся условиям. Опыта независимого существования не было. Сейчас он медленно, но все-таки накапливается.
Новое время действительно принесло какие-то совершенно очевидные плюсы. В первую очередь – это открытие границ. Русский язык на глазах замещается английским, те люди, которые раньше ехали за образованием в Москву, ездят гораздо дальше – в Европу и Америку. Я бы не сказал о травмах, но, конечно, пережитки есть. Какой-то коллективизм остался, и какие-то ценности в виде советских пережитков остались, но я думаю, что это все как-то слабеет. Это может повернуть вспять, если к власти придет прорусское правительство.
Вадим Дубнов: Подобные ритуалы нужны для формирования какого-то нормального, трезвого отношения к независимости?
Гага Нижарадзе: Это касается не только отношения к независимости. В любом случае каждая власть, каждое правительство акцентирует какие-то даты, которые считает решающими для формирования поддержки, сплочения и т.д. Я помню, что Шеварднадзе, еще в советские времена, основал праздник «Тбилисоба» – День города. Как-то люди шли, но общенациональным праздником или общетбилисским хотя бы он не стал, в отличие, скажем, от Рождества или Пасхи – это действительно такие праздники, которые разделяет вся страна.
Вадим Дубнов: Если избавить этот день от излишней политизации, может ли он стать тем же, чем является, к примеру, День независимости для американцев?
Гага Нижарадзе: Знаете, вряд ли сам по себе, без фокусирования, акцентирования и без нажима со стороны средств массовой информации он станет таким, который многие будут отмечать или страдать по этому поводу.
Вадим Дубнов: То есть вы хотите сказать, что от политизации его избавить невозможно и он может существовать только в этом политизированном виде?
Гага Нижарадзе: Я считаю, что да.
