Акция «Бессмертный полк» прошла по кругу, который, конечно, оказался заколдованным. Обманув вначале даже людей, достойных и все понимавших про войну, но со сдержанной гордостью извлекавших пожелтевшие фото, полк проследовал до портретов Гиви и Моторолы, не говоря, конечно, о промежуточных достижениях с лицом В.М. Молотова.
«Бессмертный полк» рождал почему-то больше иллюзий, чем георгиевская ленточка, но круг замкнулся и с «Полком», и по-другому быть не могло, и так соблазнительно решить, что все дело опять в чиновнике и в том, что полк ныне возглавил лично бывший полковник Путин. Прочь соблазны. Все хуже, потому что логика неумолима, как неизбежный пулемет из осточертевшего анекдота про завод швейных машинок. В Праге «Бессмертный полк» сцепился с пражанами, и на месте армян и азербайджанцев, метавших друг в друга национальные флаги в районе метро «Белорусская» в Москве, могли оказаться кто угодно, но это очень образно и символично, что оказались именно они.
Запрограммированная судьба не худшей акции – как слепок с истории самого Дня Победы, и его эволюцию тоже не стоит объяснять одними лишь нравами власти. Тут, вообще, самое время за нее вступиться – не она виновата в том, что все превратилось в дурной фарс, и еще неизвестно, кто здесь смешнее – те, кто цепляет на собак георгиевские ленточки, или те, кто возглашает миру, как ему за это стыдно.
Деградация неизбежна, потому что вторична. Легализация войны там, где вчера главной была идея мира – вот сюжет, по сравнению с которым даже легализация Сталина выглядит провинциальной гастролью вышедших в тираж циркачей.
Делать органичным сочетание изначального абсурда с системой вполне симпатичных табу – это, собственно, и означало делать по-советски сказку былью, так что все по-честному. Дружба народов заключалась в том, что чернокожие были угнетенными друзьями, евреи тоже были людьми, пусть и немного подозрительными, кавказцы торговали на базарах втридорога, но зато прекрасно пели, а американский народ так же ненавидел свою империалистическую власть, как и мы с Анджелой Дэвис. Пионеры должны были переводить старушек через дорогу, и, надо сказать, довольно часто переводили, в футбол играли за родину, просто потому, что еще не знали, что можно играть за что-то более конкретное, и, в отличие от футбола, мы регулярно побеждали в борьбе за мир.
То есть, конечно, страна продолжала заниматься тем же, чем она занималась всегда, и до отца народов, и после, то есть, укрепляла свой международный авторитет везде, по списку, в котором только на букву «А» были Ангола и Афганистан, и алфавит был нескончаем. Но за адаптацию грандиозной нелепости к реальности люди получали деньги не зря, что приходится признать с высоты прожитых лет. Дело не в том, что в мае выходили на улицы сотни еще вполне молодцеватых пожилых людей с орденскими планками, а сейчас их осталось, дай бог, с десяток на вполне приличный райцентр. Дело в том, что они идеально встраивались в грандиозный обман, в одно из самых прекрасных табу нашего детства – табу на войну. Великая страна где-то давила броней очередную весну, где-то жгла напалмом, но это органично сочеталось с повсеместной верой в то, что войны быть не может в принципе, в нее можно было только играть путем массового залегания, не помню, в какую сторону, при команде «вспышка справа». Нет, люди, которые обеспечивали вечность абсурда, свой хлеб ели не зря.
Мир во всем мире и особенно у нас, переживших войну, был формой легитимации, в которой нуждается власть любая, даже людоедская, не говоря уж о позднесоветской. Тезис насчет «можем повторить» был невозможен просто в силу жанровой конструкции режима. То есть танки с ракетами 9 мая шли нескончаемым потоком безо всяких, кстати, репетиций, но мир знал о паритете сил и без парадов, и потому власть исходила из культурного кода о невозможности войны, и народ отвечал ей тем же в проверенном ключе «лишь бы ее не было».
...Свобода лучше несвободы, в том числе и потому, что намного дешевле: попытки удержать хрустальный шар на острие звезды требуют бюджетов, немыслимых в системах стабильного равновесия – в которых этот шар лежит там и так, как ему предначертано природой. Новая российская власть пошла по третьему и прагматичному пути: не меняя модели, она просто перестала тратиться на ее сопровождение, а сэкономленные средства пустила на распил. Многие приняли это поначалу за свободу, которая оказалась просто освобождением от табу, в том числе и от тех симпатичных, в соответствии с которыми, например, нельзя называть человека прилюдно чуркой, материться при дамах, и сомневаться в святости оборонительной доктрины.
Вороватые мастера политического стартапа, дорвавшиеся до кладовых почившего Скупого рыцаря, конечно, не были стратегами, да таковыми себя честно и не мнили. Но, надо полагать, даже они заметили, что произошло, и принялись быстро осваивать обнаруженный ресурс. Исчезновение табу было объявлено долгожданной отменой запретов, и все вмиг стало на свои места, прямо и позитивно.
Это как вместо бессмысленного вопроса советских анкет насчет родственников на оккупированных территориях спросить: «В каком бессмертном полку служили ваши родственники, и, если не служили, то почему?» То, что было прекрасно отрежиссированным и поставленным лицемерием, в том числе и 9 мая, исчезло вместе, скажем, с оборотом «мирное небо». Защитник отечества остался, но границы этого отечества, как и было сказано, раздвинулись до полного их исчезновения в сознании широких масс. Страна больше не должна притворяться, наоборот: неспособность к модернизации честно объявлена ее формой существования, открывающей невиданные прежде ресурсы, например, легализацию войны по вполне средневековому образцу, в котором равных нам за отдельными исключениями не осталось.
Формула «лишь бы не было войны», на которой так долго держался наш мир никогда не заходившего солнца, звучит теперь конкретно и практично: «Лишь бы ее не было в моем городе или на моей улице». В Чечне – нормально. В ДНР – вообще прекрасно. В Сирии – тоже неплохо, но боязно – все ж американцы. Власть больше не говорит о мире, даже лицемерно, эта новая прямота и есть формула ее новой легитимации, хотя какая она, к черту, новая после предвыборной Чечни 1999-го?
И кто теперь уверенно назовет паникерами тех, кто твердит о предвыборной Украине 2018-го?
«Бессмертный полк» – наша история, прокрученная в режиме максимально ускоренной перемотки. Глубоко советская во всех смыслах, и в хорошем, и в скверном, акция эволюционировала с такой скоростью, что изучение процесса можно уместить в 45 минут одного урока истории. Там, где тратились на табу, «Бессмертный полк» превратился бы в очередной безобидный ритуал вроде почетного пионерского караула или цветов от новобрачных в Александровском саду. Там, где война больше не беда, атмосфера разрежена и прозрачна – как взгляд девушки-агитатора из «Единой России», которая в начале следующего мая принесет вам домой гвардейскую ленточку, портрет дальнего родственника Рамзана Кадырова и конверт с номером шеренги в «Бессмертном полку». Под роспись.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
