Сразу скажу, что я не театрал и с юных лет, как, пожалуй, и большинство людей моего поколения, предпочитал театру кинематограф. Но было время, лет этак 35-40 назад, когда исправно посещал все премьеры Абхазского госдрамтеатра имени Самсона Чанба, на которые собиралась вся, можно сказать, творческая интеллигенция республики. Разумеется, все течет, все изменяется, и пушкинское «Театр уж полон, ложи блещут» отражает давно канувшую в Лету эпоху. Но театр, как известно, не сдается, умирать категорически не желает. И далеко не только в мегаполисах.
Не надо далеко ходить за примером: вот и в маленькой Абхазии в последние год-два общество наблюдает за нежданно-негаданно возросшим интересом публики к деятельности Сухумского русского театра драмы, который для краткости стали называть «РУСДРАМом». Успех этот, присоединяя к нему и выступления на его площадке московских театров, моноспектакли известных российских актеров, приглашения для постановок зарубежных режиссеров, обычно связывают с приходом в театр молодого директора Ираклия Хинтба, которого до этого знали как человека из совершенно другой сферы – политолога, одного из руководителей МИДа, и его способностями менеджера. Да, человеческий фактор тут связан, прежде всего, с ним, но ясно, что только менеджмент и только пиар без дееспособной театральной труппы ничего бы не дали.
Как-то в недавнем разговоре с известным абхазским писателем, который, естественно, переживает за развитие и расширение «ареала распространения» государственного языка, я почувствовал его определенную ревность к успеху РУСДРАМа и его надежды на то, что и Абхазский театр тоже совершит определенный рывок в этом отношении.
А вскоре после нашего с ним разговора я побывал на пресс-конференции режиссеров и актеров Абхазского госдрамтеатра, на которой они подводили итоги 86-го театрального сезона и говорили о планах на предстоящий, 87-й (сезон длится с сентября по июль). Этот театр со столь уже продолжительной и славной историей переживает сейчас, как мне представляется, смену поколений.
Целых пять лет в здании театра шел капитальный ремонт, труппа выступала в основном на гастролях за пределами Абхазии, и только с 2014 года она дает спектакли на родной площадке. На пресс-конференции были озвучены такие цифры: в том сезоне спектакли посетило лишь 860 зрителей и было собрано 172 тысячи рублей выручки за билеты, в 2015 – 5740 зрителей, принесших театру 1,5 млн рублей, в 2016 – соответственно, 11 835 и 2,5 млн рублей.
Один из режиссеров театра Мадина Аргун рассказала, что на будущий сезон запланированы премьеры четырех спектаклей. И продолжила:
«Собираемся возродить традицию проведения творческих вечеров, посвященных ныне здравствующим артистам. У нас их предостаточно. Тех, о ком можно говорить, у кого объемная творческая биография. Это народные артисты, заслуженные артисты. И плюс вечера памяти наших уже ушедших артистов, поколение очень знаменитое, «золотые» актеры театра – Лео Касландзия, Минадора Зухба и так далее, и так далее. Потом сейчас на стадии обсуждения очень важный для нас проект. Мы хотим школьную программу – уже такие легкие переговоры шли с Министерством образования – мы хотим инсценировать школьную программу по абхазской литературе, художественные произведения, начиная с 5 до 11 класса. Ну и, наконец, вот мы уже близки к тому, чтобы наш официальный сайт запустить».
Сайт будет на трех языках – абхазском, русском и английском. Причем на нем можно будет отследить всю историю Абхазского драмтеатра.
В день проведения пресс-конференции я не стал рассказывать о ней аудитории «Эха Кавказа», поскольку эту тему вытеснила для меня другая, но договорился с режиссером Мадиной Аргун, что мы встретимся с ней отдельно и продолжим разговор про Абхазский театр. Помимо всего прочего, давно хотелось пообщаться с ней, так как когда-то, когда делал первые шаги в журналистике, меня многое связывало по работе с ее покойным отцом, жившим в Гудауте.
Со школьных лет Мадины мы и начали разговор о ее пути в театр. Если учесть, что в семье и родне ее не было людей, связанных с театром, то, возможно, на выбор ее повлияли театральный кружок и хор в родной 1-й гудаутской средней школы, которую она окончила в 1994 году. Так или иначе, но как-то, занимаясь английским языком у соседки-репетитора, Мадина услышала по телевизору о наборе желающих поступить в Уфимский институт искусств, она определилась с выбором профессии раз и навсегда. После окончания вуза два года работала в столице Башкортостана в кукольном театре. А потом вернулась в Абхазию и приступила к работе режиссера в Абхаздрамтеатре.
В ходе нашего разговора я обратился к той теме, с которой начал свои сегодняшние рассуждения, и спросил: что думают в Абхазском театре о «рывке» РУСДРАМа и не намерены ли последовать его примеру: Мадина сказала:
«Сегодня в репертуаре Абхазского театра всего четыре спектакля. Мы больше концентрируем свое внимание на том, чтобы собрать коллектив – а коллектив безумно профессиональный, это мощный коллектив и очень работоспособный. Но вот эти пять лет, они все же сказались, потому что не было ни цехов, ни… Потихонечку вот третий год, как театр открылся… Поэтому мы считаем, что рановато нам было стартовать в этом смысле».
О многом мы говорили. В частности, о «традиции» расколов в творческих коллективах, которой, увы, не избежал и Абхазский театр. Когда-то, в конце 80-х годов я брал в Москве интервью у талантливого режиссера Нелли Эшба, которая ранее не смогла найти общий язык с рядом ведущих актеров Абхазского театра и уехала работать в Астрахань, а потом в столицу СССР. И примерно в то же время, в 80-е годы, в театр пришел молодой главный режиссер Валерий Кове, и часть актеров, не принявшая его, покинула коллектив. И никакие попытки, в том числе со стороны руководства страны после войны, к объединению так и не привели.
А еще – о проблеме нехватки в репертуаре пьес абхазских драматургов, которая, в свою очередь, обусловлена давно сложившимся «отставанием» драматургии в абхазской литературе от поэзии и прозы. В связи с этим я заговорил о том, что, как многие считают, есть смысл инсценировать наиболее выдающиеся прозаические произведения. Заговорил – и вспомнил о том, что Мадина Аргун как раз и взялась недавно, как знаю из СМИ, за такую постановку – по рассказу Алексея Гогуа «Елана». Мадина подтвердила:
«Да, я работаю над этим. На 18-й год…
– И кто автор инсценировки?
– Сама. Ну, вы знаете, есть такие пьесы, где я могу себе позволить… Он будет моноспектаклем, где одна актриса, такой будет монолог».
Концовка же нашего разговора оказалась посвящена абхазскому языку, одним из главных «очагов» популяризации которого по определению должен быть театр им. Чанба. Когда я попросил Мадину самой сказать о том, что ее волнует, она заявила:
«Прозвучало как-то одно мнение, что для того, чтобы посещаемость зрителями была больше, надо в Абхазском театре играть спектакли на русском языке…
– Как это? Я не понял…
– Да, было и такое мнение. Я категорически с этим не согласна, но, к сожалению, это мнение бытует среди молодежи.
– Так нет, а какой это был бы тогда Абхазский театр? У тех ребят все в порядке с головой?
– Ну да, как бы да…»
У Мадины другое предложение. Абхазские кавээнщики в последнее десятилетие стали известны на международной арене («Нарты из Абхазии» становились чемпионами Высшей лиги), встречи команд КВН в ходе чемпионатов Абхазии вызывают у молодежи огромный интерес, но выступают они обычно на русском, лишь добавляя фразы на абхазском. А ведь могли бы делать и наоборот… Говорить на абхазском, убеждена она, должно стать «модно».
Мадина поделилась приятной новостью – на днях Институт культуры и искусства в Петербурге закончили 11 новоиспеченных актеров из Абхазии. А я вспомнил и о группе абхазских студентов, которые обучаются в знаменитой «Щуке» в Москве. Мадина Аргун сказала:
«У них еще год. Но там проблема в чем? Там их тоже 11-12 человек, но всего лишь пятеро знают язык. Абхазский.
– А как их набирали?
– Ну, так вот набрали, так набрали... Ребятки, видно, сильно хотели – и не смогли им отказать».
Ну, ладно, пришли мы к выводу, не владеющие государственным языком могут пополнить труппу Сухумского русского театра драмы. Это же лучше для Абхазии, чем если останутся в каких-нибудь российских провинциальных театрах.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
