Югоосетинский эксперт Алан Джуссоев считает главным политическим событием 2017 года выборы президента Южной Осетии, на которых безоговорочную победу в первом туре одержал кандидат от оппозиции Анатолий Бибилов.
«Это главное политическое событие, а все остальное – его следствия. Причем это был бесспорный выигрыш кандидата, против которого работали внушительные финансовый и административный ресурсы.
– Я слышал такое мнение, что многие избиратели голосовали не столько за Анатолия Бибилова, сколько против Леонида Тибилова?
– Там масса факторов. Во-первых, за время его правления сформировался большой протестный электорат. Леонид Тибилов пришел к власти на фоне завышенных ожиданий избирателей. От него ждали каких-то шагов в экономике, модернизации республики, изменений в структуре управления. Ничего этого не произошло – просто одни лица в руководстве сменили других, и все пошло по накатанной. Во-вторых, в пользу Анатолия Бибилова сыграло и то, что он сторонник вхождения в состав России. Нельзя сбрасывать со счетов, что большинство населения (хотя есть и противники) – за вхождение в Россию».
По мнению начальника управления по внутренней политике при президенте Мурата Ванеева, один из главных результатов этой избирательной кампании – это сама возможность свободного выбора. Южная Осетия, считает Мурат Ванеев, продемонстрировала соблюдение избирательных прав граждан, и это само по себе важный итог прошедшего года:
«Сменяемость власти – вот это хорошая наша традиция, которая была заложена в самом начале провозглашения нашей независимости. Наше население, пусть даже редко, от выборов к выборам, но все-таки влияет на власть, и только от воли избирателя зависит, кто будет править республикой».
В самом деле, можно сколько угодно упрекать республику в провинционализме, в скудности политической палитры и многом другом, но при всем при этом все-таки Южная Осетия одна из немногих территорий на постсоветском пространстве, которая может похвастаться соблюдением избирательных прав и сменяемостью власти.
С момента избрания первого президента, 10 ноября 1996 года, в республике президентская власть четыре раза переходила от одной политической силы к другой. Причем это была не передача кресла преемнику или какой-то декоративной оппозиции, а именно политическим оппонентам. Лишь один раз, в 2011 году, избирательный процесс был сорван – и то в общем-то из-за вмешательства в избирательный процесс российских кураторов, под их нажимом.
К сожалению, считает югоосетинская правозащитница Фатима Маргиева, республика не может похвастаться такими же показателями в области соблюдения других прав человека.
В 2012 году после избрания президентом Леонид Тибилов заверил сограждан, что с его приходом будет покончено с авторитарным правлением, с преследованием политических оппонентов и т.п. Это заявление было ожидаемым, если не сказать, одним из главных условий его избрания президентом после глубокого политического кризиса 2011 года, который стал следствием как раз чрезмерного давления государства на общество во времена президентства Эдуарда Кокойты.
Отчасти Леонид Харитонович сдержал слово – давление на общество заметно ослабло: уже не избивали политических оппонентов, не выгоняли их из республики. Но в целом эти благие намерения не были закреплены институционально, они не стали частью внутренней политики, а без этого они превратились в ни к чему не обязывающее алаверды на оказанное избирателем доверие. В результате в области права мало что изменилось, пусть и не в прежних масштабах, но все-таки продолжилась практика уголовных преследований по мотивам, не связанным с нарушением закона.
По словам Фатимы Маргиевой, у людей были надежда, что с приходом команды Анатолия Бибилова ситуация кардинально изменится, тем более что из его лагеря часто звучала критика в адрес судебной власти, но прошел уже почти год после избрания нового президента, а перемен к лучшему пока не видно.
Более того, список уголовных дел по политическим мотивам растет – в Цхинвале прокурорские гнобили общественника Нара Габараева за то, что он посмел усомниться в высшем образовании президента, а в Ленингорском районе под уголовным преследованием находится гражданская активистка Тамара Меаракишвили, из-за того что он смеет высказывать свое мнение о происходящем в районе. Говорит Фатима Маргиева:
«Можно будет поверить в перемены к лучшему только тогда, когда будут пересмотрены уголовные дела, инициированные по отмашке прежней и нынешней власти, когда люди, пострадавшие от преследований, будут реабилитированы. А пока даже в самой прокуратуре ничего не поменялось – те же сотрудники допускают те же злоупотребления, и никто ответственности за это не несет. Пока не снимут с работы тех, кто чинил произвол, – говорить не о чем. Мы что должны поверить, что те же люди на тех же должностях вдруг исправятся, станут компетентными?»
Проблема еще и в том, говорит Фатима Маргиева, что в республике слишком мало кассационных инстанций, где можно обжаловать незаконные приговоры, да и те, что есть, – в общем-то формальные. Республика маленькая, все друг у друга на виду, поэтому судейские и прокурорские и без всякого нажима сверху знают, как им нужно поступать. Это можно сравнить с самоцензурой в журналистике. В то же время у жителей республики нет возможности обжаловать местные решения в международные кассационные инстанции из-за ограниченного статуса республики, говорит Фатима Маргиева:
«Для нас было бы выходом, если бы, допустим, при российском посольстве была бы создана какая-то структура, которая защищала бы наши права (тем более что здесь почти все – российские граждане). Или в республике могла бы появиться какая-то российская правозащитная организация, с которой бы вынуждены были считаться местные власти. Люди уже собираются обращаться в МПРИ, чтобы четырехсторонняя комиссия взяла эту проблему под свой контроль. Но не лучше ли, чтобы этой проблемой занялась Россия, коль уж Южная Осетия находится под ее опекой?»
Российский политолог Андрей Епифанцев говорит, что Южной Осетии сложно развивать демократические институты, строить прозрачное государство в условиях патронажа России:
«Россия насадила, по сути, тот образ общения с народом, тот образ администрирования, который есть у нее самой. Поэтому как ей вмешаться? Мы тут сами не можем разговаривать со своим народом, и давим несогласных точно так же, как это мы видим в Ленингорском районе. Но при этом какие-то варианты рисовать можно, при каких условиях власти России или Южной Осетии могут вмешаться и остановить произвол. И главное условие – если поднимается шум, лучше на фоне каких-то публичных мероприятий, выборов и т.п., когда это будет вредить имиджу самой власти. А до этого и Россия не вмешается, и власти не вмешаются.
– То есть, по-вашему, остается только самоорганизация общества, только давление общества на власть?
– Только волна возмущений, только общество, которое сможет выходить и на российские структуры, но при условии, что волна будет большая.
– А вы можете привести какие-то успешные примеры тому, как это работает?
– Такие случаи тоже были, может быть, не стопроцентная калька… Был случай, когда Владислав Сурков лично решал вопрос Александры Кузнецовой. Она вложила несколько миллионов долларов в Абхазию, и ее начали прессовать – вымогали деньги, угрожали все отнять и т.д. После вмешательства Суркова от нее отстали, но чтобы это вмешательство состоялось, нужно было поднять волну. Только так, других решений проблемы я не вижу».
Наверное, политические итоги – это все-таки скорее совокупность следствий каких-то действий или череды событий, нежели некое бухгалтерское сальдо – просчитанный результат на отчетную дату. В этом смысле разочарования или надежды и даже приобретенный опыт граждан – это тоже политические итоги, причем одни из важнейших. Просто материализуются они несколько позже, например, в виде голосов избирателей на выборах.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
