ПРАГА---23 февраля в Чечне и Ингушетии день траура. В этот день в 1944 году начались массовые депортации чеченцев и ингушей в Среднюю Азию, откуда очень многие не вернулись. В сегодняшней Чечне отмечать этот траур фактически запрещено, официальным в этот день считается по советско-российской традиции День защитника отечества. Руслан Кутаев четыре года назад, накануне 70-летней годовщины трагедии, выступил с критикой главы Чечни Рамзана Кадырова на конференции «Депортация чеченского народа» и был осужден на три года по статье о хранении наркотиков. Недавно он вышел на свободу.
Амина Умарова: Вернемся к 18 февраля 2014 года. В преддверии очередной годовщины начала депортации чечено-ингушского народа 23 февраля 1944 года в Национальной библиотеке в Грозном вы провели научно-практическую конференцию, и вы провели ее без согласования с властями, но все-таки не в день депортации, а почти на неделю раньше. До этого времени, именно до этого года, было распоряжение (Рамзана) Кадырова о том, что нельзя проводить мероприятия, посвященные депортации вайнахов?
Руслан Кутаев: До 18-го числа я точно сказать не могу, но за несколько недель именно в чеченских средствах массовой информации (имеется в виду республиканских) эти выступления Кадырова, что чеченцы повинны в их выселении и т.д., и что трагическая дата выселения переносится на 9 или 10 мая, было озвучено, и тогда очень много чеченцев были на самом деле обоснованно озабочены этим. Откровенно скажу, что именно известные чеченцы в республике, когда мы между собой говорили, это очень серьезная пощечина в отношении чеченцев, когда запрещают проводить их трагическую дату, и когда смотрят соседние народы, людям могло показаться, и они могли упрекнуть чеченцев в том, что чеченцев поставили на колени, что чеченцы проглотили это. И на самом деле нельзя было не проводить эту конференцию, нельзя было с этим согласиться.
Естественно, мы и не согласовывали это мероприятие, но мы это и не скрывали. Мы попросили Вахида Акаева – доктора наук, профессора, заведующего кафедрой, – он вышел на председателя парламента (Дукуваха) Абдурахманова, и приглашали всех принять участие в нашем мероприятии. Кстати, несколько депутатов чеченского парламента принимали участие в работе этой научно-практической конференции. Но я еще раз говорю: это было для нас, чеченцев, принципиально важно. Это был некий посыл всем кавказским народам и всему миру, где мы говорили, что не согласны переносить нашу трагическую дату, нас не поставили на колени, мы – не пехотинцы (Владимира) Путина и все, что с нами произошло, все эти истории, мы помним. И по этому насилию в отношении чеченского народа, отдельных чеченцев, на всех этапах – и двух чеченских войн, и депортации – все равно когда-нибудь будем призывать к ответу тех, кто это насилие в отношении чеченского народа производил.
Амина Умарова: Вы разозлили местные власти тем, что вообще ослушались и провели конференцию или теми тезисами, что прозвучали на самом событии?
Руслан Кутаев: Я не могу давать какую-то качественную характеристику того, что послужило поводом. До этого меня тоже в 2000 году похитили и увезли, шесть суток где-то держали, после этого сутки держали в антитеррористическом центре, потом еще двое суток держали. В разное время меня захватывали, это было связано с моей политической и правозащитной деятельностью, пугали, до каких-то серьезных пыток дело не доходило, но физическое насилие в определенной степени в отношении меня применялось. Все это заканчивалось тем, что после таких угроз меня отпускали – где-то из машины выбрасывали на улицу и т.д. Это было просто логическим продолжением того, что в отношении меня делалось в эти 14-15 лет, и поэтому это действие в отношении именно меня было связано не только с этой конференцией, а вообще с моей общественно-политической, правозащитной деятельностью.
Амина Умарова: А какие у вас соображения насчет того, почему власти решили предать забвению самую трагическую дату для чеченцев и ингушей?
Руслан Кутаев: Может быть, мое мнение субъективное, хотя отчасти я могу достаточно серьезно утверждать, что оно объективное. Уже законом признано, что в отношении депортированных народов были предприняты неправомерные действия, и логическим продолжением этого является то, что надо возместить ущерб, нанесенный этим людям, и поэтому это больше всего беспокоит федеральный центр. Если со мной, когда я был в СИЗО, встречались люди, по крайней мере, они мне представлялись, что из ФСБ, они задавали мне вопросы: «Вы вообще представляете, если российское государство вам отдаст те деньги, которые вы предъявляете российскому правительству, а это подхватят и балкарцы, и карачаевцы, и ингуши, и крымские татары, поволжские немцы, калмыки и т.д.?» То есть это для них был очень плохой пример, и вообще, чеченцы достаточно настойчивы в этом вопросе, мы шли впереди всех.
Мне кажется, все равно кто-то понимает и осознает – политически грамотные, политически продвинутые и какие-то обретенные чеченцами юридико-правовые навыки сейчас, находясь в США и Европе, позволяют этот вопрос перенести совсем в другую плоскость. Здесь можно применять международные юридико-правовые нормы, и если это все будет проведено и сделано, то в этом случае определенные деньги, которые воруют сегодня Путин и его окружение из российского бюджета и выводят за границы российского государства, этим средствами, скорее всего, придется поделиться, потому что международные нормы будут требовать этого. Я думаю, что власть больше всего озабочена именно тем, что все-таки чеченцы начнут применительно к ним действовать правовыми, юридическими нормами международного права, а это для них является очень плохим симптомом, и вообще, плохим сигналом. Поэтому, мне кажется, если загасить чеченскую волну, то никто серьезно, кроме калмыков, этим не занимается, и калмыки тоже на уровне самодеятельности это делают.
Амина Умарова: Почему у вас нашли наркотики, а не оружие, например? Вы публичный человек и всем прекрасно известно, что вы не употребляете алкоголь и не курите, а оружие вполне могли иметь.
Руслан Кутаев: Здесь по наркотикам уже достаточно отработанный метод МВД, они это легко делают, и поэтому они не сомневались, что меня напугают, посадят, они просто не ожидали, что у меня на самом деле такой большой багаж друзей, знакомых, и это обвинение против меня будет иметь такой резонанс. А когда на мне это уже было достаточно накатано, то это уже пошло и по Желауди Гериеву, и сейчас они это именно по накатанной хотят провести и по Оюбу Тетиеву.
Амина Умарова: В вашем недавнем интервью телеканалу «Дождь» вы сказали, что «народы Кавказа должны быть готовы к возможным революционным изменениям в России», и что «на Кавказе разношерстные религии, люди, и если это начнется на Кавказе, то это будет страшно. Единственная сетевая организация на Кавказе – это радикальные исламисты, у них все четко налажено и продуманно, и только они могут выступить единым фронтом. Что мы можем им противопоставить? Власть об этом не думает». Вот, выделяю последние два предложения: «что мы можем им противопоставить», «власть об этом не думает». Кого вы имели в виду, говоря «мы»? В социальной сети Facebook обсуждали это ваше высказывание и отмечали, что вы себя, тем не менее, ассоциируете с властями.
Руслан Кутаев: Я себя с властью не ассоциирую даже настолько, насколько себя ассоциируют представители радикальных исламистов. Я настолько далек, и настолько неприемлема для меня любая власть в современной России, что я никогда себя не идентифицировал с властью. Я еще раз говорю: представители этой радикальной исламской организации очень много раз, точно так же как я, попадая в правоохранительные структуры, начинают с этой властью сотрудничать и работать на эту власть. В отличие от них я на нее не работаю, хотя мне были предложения, но я их не принял. Поэтому даже речи быть не может, и думать об этом я категорически запрещаю своим оппонентам, а мои друзья это знают.
А что касается того, когда я говорю, то я как эксперт, как политолог давал характеристику. Я даже качественную характеристику не давал – хорошо это или плохо, – я давал характеристику, что радикальные исламисты имеют свои сетевые организации, и это факт. Я еще раз говорю, что молодежь Кавказа, а уже и в подавляющем большинстве во всех регионах России, есть молодежь, для которой привлекательна эта идеология, и они радикальные и в своих действиях, и в поступках. Если я и люди моего возраста в силу своего воспитания, в силу того, что мы прожили, всегда будем пытаться проводить эволюционные преобразования, они, несмотря ни на что, будут искать революционные дела. Вот здесь было бы неправильным, если бы я не отметил, что в очень многих своих выступлениях говорил: кавказская молодежь, люди, которые примкнули к радикальному исламу, примкнули к нему из-за безысходности.
Они видят этот произвол и несправедливость, и ввиду того, что они не могли каким-то образом противостоять этому через партии, общественные движения, каким-то образом полемизировать с этой преступной властью, им остался только единственный коридор – встать на этот путь, стать частью этой радикальной идеологии. Вот когда я говорю о радикальном исламе, я, зная, как эти кавказские, чеченские и другие ребята попали туда, я знаю, что их загнали туда. Я не сторонник того, что их надо убивать и отлавливать – я сторонник того, чтобы создать такие условия, чтобы они туда не уходили. Они пассионарии, они мужественные, они смелые, они в своем возрасте категорически не приемлют, когда белое называют черным, и поэтому эта внутренняя борьба их толкает на радикальные меры противодействия беззаконью и преступлениям. Именно преступления порождают то, что они сейчас делают.
Я абсолютно уверенно говорю: 90 процентов этой кавказской молодежи встанет рядом с нами, нормальными людьми, когда им дадут возможность выражать свое мнение в рамках закона и когда они смогут быть публичными людьми, смогут себя реализовывать политически, смогут претендовать на власть в районах, городах, на региональном, федеральном уровне. Поэтому я этих людей в подавляющем своем большинстве не обвиняю, я считаю, что они являются жертвами этого режима, который вынудил их встать именно на путь этой идеологии – власть в России, и ни я, ни мои друзья с ней ничего общего не имеем. Мы делаем и будем делать все для того, чтобы изменить систему власти в России, но мы это будем делать исключительно мирным способом, в рамках закона и эволюционным путем.
Амина Умарова: Вы заодно ответили и на мой другой вопрос: что можно было бы сделать. А какие мероприятия, посвященные депортации, вы готовите в этом году?
Руслан Кутаев: В этом году мы, по крайней мере, я, никаких мероприятий не готовим. С понедельника мой приговор вступает в силу, я, как законопослушный гражданин, ни в каких публичных мероприятиях – конференция, круглых столах, митингах, шествиях и т.д. – принимать участия не буду. Я не буду совершать каких-либо политических действий. В Ассамблее народов Кавказа готовят какое-то мероприятие. Как мне сообщили представители нашего политсовета, они собираются что-то сделать в Страсбурге – это будет круглый стол или конференция, я пока сказать не могу, потому что люди, которые этим занимаются, сейчас еще не определились, каким образом это будет проведено.
Амина Умарова: Чем вы заняты в данный момент?
Руслан Кутаев: У меня огромное количество рукописного материала. Я сейчас фактически 15-16 часов в сутки занят тем, что печатаю все то, что писал все эти четыре года. Я этот материал сейчас привожу в порядок, я его как-то раскладываю. Мне есть чем заняться. За этот год надзора я буду очень серьезно занят систематизированием своих материалов. Хочу напомнить, что я занимался исследованием конца XIX и начала XX века на Кавказе: абречество, и после пленения Шамиля, и насильственного введения Чечни в состав России 1861 года, события после 1861 года и до революции – это мой период исследования. И другой период – тимуриды, это с 1380 по 1415 год, время вторжения Тимура Хромого со своим войском и исход этого войска с Кавказа. Этот период тоже меня занимает. Сейчас я возобновил свои связи с узбекскими учеными, своими коллегами. Я не думаю, что у меня, будучи даже под надзором, будут какие-то запреты заниматься своей ученой деятельностью.
