ПРАГА---Мы возвращаемся к кризису между Россией и Великобританией, связанному с отравлением бывшего разведчика Сергея Скрипаля. У нас на связи журналист Андрей Остальский из Лондона.
Вадим Дубнов: Андрей, это не первый скандал, у скандалов между Россией и Советским Союзом с Великобританией большая история, выработалась, можно сказать, целая своя шкала Рихтера. Вот по этой шкале, сколько бы вы дали баллов нынешнему «землетрясению»?
Андрей Остальский: Наверное, самое сильное из того, что я за 25 лет испытывал, по крайней мере, с моей колокольни глядя, это выглядит так. Дело, конечно, субъективное, но я общаюсь с некоторыми другими людьми – и с британцами, и в меньшей степени с живущими здесь россиянами, и в общем-то у них у всех ощущение, что происходит что-то кошмарное. Даже хуже, чем история с убийством Александра Литвиненко в 2006 году, хотя и та история была ужасна. Но все-таки здесь, в силу многих причин, все ощущается гораздо острее. И потому, наверное, что это было просто совершено среди бела дня таким наглым, демонстративным образом, специально, чтобы вызвать панику среди британцев.
И то, что пострадала его дочь Юлия, вообще ни в чем неповинная, и другие люди – до трех десятков британцев, которые просто случайно не в том месте оказались. И реакция британского общества гораздо острее, потому что это как бы на глазах происходит, и за жизнь этих людей идет борьба, хотя понятно, что шансов на полноценное выздоровление почти нет. Но тем не менее это такой кромешный ужас среди британцев, и это отражается, конечно, на всех остальных, и поэтому мы все ощущаем, что «землетрясение» очень большое, и непонятно, чем это все закончится.
Вадим Дубнов: Политический резонанс под стать той эмоциональной травме?
Андрей Остальский: Сильнее, безусловно. Я смотрел, не отрываясь, впитывая буквально каждый звук и каждый жест, сессию парламента, на которой наша премьер-министр Тереза Мэй объявляла эти меры, и просто поразительно: впервые за четверть века моей жизни в этой стране такое единство было в Палате общин – такое было возмущение, такой был резкий эмоциональный настрой. Там один только голос раздавался, правда, достаточно важный голос Джереми Корбина – лидера лейбористской оппозиции, который не то чтобы оправдывал Россию, но говорил «нет, надо бы дождаться более точных доказательств», но его фактически освистали, даже кто-то с верхних рядов его собственной партии крикнул: «Вы позорите нашу партию!», т.е. даже теневой кабинет сидевших вокруг него. По выражениям лиц было видно, что никто не хочет его позицию поддержать. Это было очень интересно и очень важно. Буквально только что достаточно большой опрос общественного мнения в Sky News появился как срочная новость: 69% одобрили то, что решила сделать Тереза Мэй, 29% – против, ну а у Корбина, наоборот: его позицию 57% британцев осуждают, что в общем-то новинка, потому что он до сих пор набирал свои проценты. Вот, вы спрашиваете о политическом значении произошедшего. Смотрите, наглядные результаты, даже уменьшились на глазах шансы Лейбористской партии. Это все, конечно, может измениться, через год британцев могут волновать совсем другие вопросы, но на сегодняшний момент ситуация такова.
Вадим Дубнов: Есть ли какие-то юридические обоснования, которые власть может предоставить обществу, столь эмоционально заряженному, или пока общество не требует этих юридических обоснований?
Андрей Остальский: Ну, видите в общем-то большинство признало правоту Терезы Мэй, когда она сказала, что по косвенным доказательствам, но очень сильным, приходится признать, что крайне вероятно то, что именно Россия это все совершила. Учитывая множество факторов, в том числе в значительной степени и тенденцию, то, что уже известно, что Россия делала за последние годы, начиная от Литвиненко, Грузии, Украины, Крыма, малазийского самолета, допинга – в общем, все это складывается в определенную картину. Посмотрев на это и учитывая сложившуюся в общественном мнении репутацию, довольно трудно не поверить в то, что именно Россия за этим должна просто, по всей логике, стоять. Но и с точки зрения Терезы Мэй сама реакция России, такая саркастически злобная, совершенно неконструктивная, на те обвинения, которые были выдвинуты, тоже явилась косвенным доказательством вины в глазах общества. Все понимают, что в отличие от уголовных каких-то конкретных дел, когда в суде надо доказать полностью чуть ли не на 100 процентов вину человека, в таких межгосударственных историях, да еще с участием спецслужб, которые умеют профессионально заметать следы, тут найти стопроцентные прямые доказательства в 99 процентах случаев практически невозможно. И если не исходить из высоких вероятностей, то тогда государство окажется вообще бессильно защищать своих граждан.
Вадим Дубнов: Если все-таки оценивать масштабы нынешних потрясений, некоторые говорят, что Англия как-то слабо отреагировала, некоторые даже разочарованы?
Андрей Остальский: Очень многие разочарованы, до меня доходят слухи, что в Форин-офисе не очень довольны – употребили такое выражение, как сказал мне неофициальный источник, просивший его не называть, что это так, как бы на троечку, еле-еле приемлемо то, что она сделала, хотелось бы большего. Ну, газета Times в передовице пишет, что, наоборот, поддерживает Терезу Мэй, что именно пропорциональный ответ, то, что надо, ни много, ни мало. Но левоцентристкая газета Guardian, которая традиционно более снисходительно относилась к России (хотя в последние годы, наверное, уже нет, где-то начиная с 2006 года этого уже нельзя сказать), пишет, наоборот, о том, что совершенно неадекватные меры, она даже разбирает это по каждому пункту. Например, будут высланы 23 разведчиков, ну и что, у России, по сведениям газеты, заготовлена сеть нелегальных резидентов, которые примут на себя шпионаж, может быть, еще более эффективно будут шпионить, чем люди, работающие под дипломатическим прикрытием. Ну вот, меры на границе: оказывается, когда Андрей Луговой и Дмитрий Ковтун прилетели со своим страшным грузом в Великобританию, вдруг интуитивно у пограничника, который проверяет паспорта, возникло какое-то подозрение – вот не понравилось ему что-то в них, в том, как их глаза бегали, как он говорил или что-то такое, и он их очень долго допрашивал, искал предлог, к чему придраться, чтобы не впустить их в Англию, но в конце концов не нашел и пропустил, и они тут же принялись за свое дело.
