Президент Украины Петр Порошенко вспомнил Цхинвали. Защищая свой патриотический акт по введению военного положения, он ответил тем, кто, полагая этот акт недостаточно патриотическим, требовал войны. Путин, сказал Порошенко, только и ждет, когда мы дадим ему повод для нее – как Грузия в 2008-м.
Донбасс и другие места, в которых границы России не заканчиваются нигде, – это не только война и угроза войны. Это, как в магнитной аномалии, искривление всех привычных линий и систем координат. Россия, отстоявшая свое право считаться зоной аномальной политической гравитации, – провокация сама по себе, на фоне которой все реакции соседей вторичны.
В чем и проблема. Причем уже совсем не российская.
Жить рядом с таким соседом, как Россия – кроме всего прочего, еще и набор тяжелейших искушений. Первое и первичное – иллюзия оправдания: рядом с абсолютным злом любое зло относительно, ответно и вынужденно, потому простительно, и потому не зло вовсе. Соседство с Минотавром – повод для всеобщего понимания и снисхождения. Те, кто живет подальше и побезопаснее, это снисхождение проявляют тем легче и охотнее, чем меньше у них возможности помочь по существу и желания самим связываться с чудовищем. Ловушка захлопывается: любой конфликт с абсолютным злом, в чем бы ни состояла его суть, – очередное доказательство безнадежного варварства одной стороны и героизма другой.
В итоге любой такой конфликт оказывается беспроигрышным для обеих сторон. В Керченском сюжете и Москва, и Киев, будто сговорившись, не слишком детальны в объяснении случившегося. Украина без особого энтузиазма уверяет, что подавала заявку на проход в Азовское море, российская сторона так же вяло отвечает, что никакого оповещения не было. Казалось бы, чего проще – подобные вещи не могут не документироваться. Однако полемика как-то легко увернулась от этого контрапункта, сосредоточившись на договоре о свободе мореходства по Азову от 2003 года. Точно так же Киев не уточняет подробности попадания своих судов в двенадцатимильную береговую зону Крыма, в которой и случился таран, а Москва не спешит объяснять, из соображений какой именно безопасности на этот таран дряхлого буксира пошла. И ни одна из сторон не вдается в подробности того, что произошло перед тем, как российские суда открыли огонь по украинским и захватили их вместе с экипажами.
Обычно в таких сюжетах обе стороны выдают более или менее развернутые версии, пытаясь убедить мир в своей хотя бы формальной правоте. В керченской истории информации столько, сколько бывает, когда обе стороны знают, что гордиться в данном эпизоде особо нечем. Словом, так или иначе, вся интрига пока никак не тянет на тот уровень глобального кризиса, в атмосфере которого немалая часть мира прожила часть уикенда.
России, строго говоря, что-то доказывать и не требуется. Она выглядит в этой истории идеальным соответствием своей репутации. Для нее чем хуже, тем лучше, особенно когда быть хуже уже непросто и, стало быть, риск нарваться на принципиально новые неприятности невелик. Украина же будто и не собирается отбиваться от подозрений, что все приключения трех судов по пути из Одессы в Мариуполь были ею заранее спланированы: все ее аргументы и аргументы ее защитников действительно звучат как победные сводки с фронта борьбы за право плавать вдоль берегов Крыма так, как и положено плавать по своим водам.
Кто-то назовет это провокацией. Кто-то - принципиальной позицией. И это лингвистическое противоречие, может быть, куда важнее самого происшествия.
Потому что, действительно, уж сколько их упало в эту бездну. В зоне искаженной гравитации Кремля любой конфликт с ним объективно становится мероприятием довольно перспективным. В самом деле, нельзя мириться с тем, что сосед-людоед с бычьей башкой регулярно пожирает наших детей, и потому свобода или смерть, и каждый выступающий на чрезвычайном заседании Верховной Рады начинает спич напоминанием о том, что был за военное положение еще в 2014 году, а сегодня – тем более, но чтобы без отмены выборов. Планировался ли украинский поход с целью доказать священное право Украины на Крым и омывающие его воды, или это позднейший предвыборный эпос, уже не так важно. Тезис об этом праве прозвучал. И теперь несомненный предатель и агент Москвы тот, кто предположит, что в пещеру к Минотавру нормальный человек может залезть только по незнанию (а подозрения нем украинские капитаны теперь, выходит, отмели), что прославлять тех, кого отправляешь сознательно на смерть или плен, по меньшей мере преступно.
Украинские суда с формальной точки зрения имеют полное право бороздить воды вдоль ялтинских пляжей. Как Михаил Саакашвили имел полное формальное право наводить конституционный порядок в Южной Осетии.
Но зачем? Можно направить грузинский фрегат в сухумскую бухту, но зачем? Красиво погибнуть – то есть дать возможность красиво погибнуть сотням людей с обеих сторон? Привлечь симпатии мира, который обязан сочувствовать тем, кому выпало противостоять злодею? Или выиграть выборы?
Да, Кремль – это провокация сама по себе, глобальная и перманентная настолько, что любой ответ Саакашвили в Южной Осетии или (возможный) троллинг Украины в двенадцатимильной зоне Крыма глубоко вторичны. Но запоминается, как отмечалось в любимом кино детства, лучше всего последняя фраза. Даже самые глобальные провокации существуют ровно для того, чтобы искусный политик умел на них не поддаваться и не отвечать своими провокациями самому. Называя их, конечно, героизмом. И полагая, что мир не может не встать на его сторону.
Грань между искушением героизмом и готовностью ответить на провокацию своей провокацией оказывается фатально тонкой. Но, кажется, мир начинает от этой жанровой путаницы немного уставать. Кажется, он после 2008 года тоже научился задавать себе вопросы «зачем?», даже когда речь о борьбе с несомненным злодейством и при полной формальной правоте. И, судя по всему, Петр Порошенко тоже имел полное право вспомнить Цхинвали – после того, как сам спешно переделал свой указ о военном положении, которое в первоначальной редакции подозрительно совпадало с президентскими выборами. Еще несколько дней назад для него весьма малоперспективными.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
