ПРАГА---4 апреля ушел из жизни Георгий Данелия. Ушел, оставив всем светлую печаль, и каждому – что-то особое, свое, чего не подарил другому. О «Гранде комедии» мы беседуем с «гостем недели», грузинским режиссером и сценаристом Наной Джанелидзе.
Кети Бочоришвили: Нана, сегодня мы уже говорим о Георгии Данелия в прошедшем времени, хотя то, что он нам оставил, не хочу громких слов, но будет, наверное, жить всегда. Чем бы мы были обделены, если бы не было его фильмов?
Нана Джанелидзе: Если бы не было его фильмов, мы стали бы гораздо беднее, злее и как-то нищими духом, потому что то, что он делал в своих фильмах, я думаю, уже никто этого не может. Это такой тонкий, брызжущий юмор, огромная любовь к обыкновенному человеку, большая самоирония. А из наших фильмов вообще ушла ирония, и самоирония, и юмор, и эта большая любовь и смех. Самое главное, пропал смех, а он умел так смеяться, что всех заражал. Все его фильмы разобраны на цитаты. Это, в общем, какие-то удивительные образы. Несмотря на то, что все его фильмы гениальные, я почему-то все-таки люблю больше всех «Не горюй!», потому что это такое созвездие талантов, актеров, фраз, песен, веселья, молодецкого куража, что как-то наполняешься жизнью, смотря эти фильмы. Он умел создавать фильмы, которые потом заряжали нас оптимизмом, любовью, добротой, что самое главное. Я не думаю, чтобы у него была легкая жизнь, взять хотя бы ту трагедию, которую он лично пережил. Несмотря на это, он умел так искренне любить, смеяться и смешить других.
Кети Бочоришвили: И это был юмор не в лоб, правда? Это был юмор, который заставлял думать.
Нана Джанелидзе: Конечно, это был юмор, и это были такие тонкие наблюдения за жизнью, за характерами. Тот же «Не горюй!» – это же просто какой-то портрет вообще грузина, такого грузинского общества. Это ведь все как бы и критично, и также очень смешно, и всех любишь – это и поразительно, как он всех заражал своей любовью. Грустно, что все это сейчас как-то ушло – не только с Гией, а вообще ушло из жизни. Гия как бы все это собирал, как магнит, и выпускал, гармонизировал все свои фильмы этим большим юмором и любовью.
Кети Бочоришвили: Да, мы все сегодня куда-то спешим, и нам иногда порой не до юмора, поэтому мы становимся действительно, наверное, злее. Нана, а не в этом ли его как раз феномен: как он умудрялся, мешая сюжеты, актеров, ареалы действия, все-таки создавать такое грузинское кино, и это практически не живя в Грузии, ведь его увезли родители оттуда, когда ему был всего лишь год.
Нана Джанелидзе: Знаете, что самое интересное: сейчас режиссеры, писатели живут в Грузии, и как будто они не создают грузинское кино – бывает и такое, а вот Гия делал как бы квинтэссенцию грузинского кино. Кстати, у него гениальные книги, такие же юмористические, с такой же тонкой самоиронией. Я думаю, ему было бы очень неприятно, если бы он сейчас услышал, как мы плачем о нем, потому что он был человек – великий гранд комедии, поэтому, наверное, его и надо как-то провожать со смехом и с благодарностью: что он был и все это нам подарил.
Кети Бочоришвили: И самое удивительное еще то, что, передавая в фильмах именно тонкое чувство юмора, он тем не менее был все-таки всенародным режиссером. Юмор тонкий, может быть, рассчитан на интеллект, но как тогда его любил весь народ!
Нана Джанелидзе: Мы можем думать, что народ без тонкого юмора и без интеллекта? Народ именно обладает и тонким юмором, и интеллектом. Это быдло не обладает, а народ обладает. Гия был из народа, и я думаю, что в этом как бы весь фокус, что он был именно из этого народа, и он творил для этого народа, и народ, который его любил, это был умный, тонкий и интеллигентный народ. А то, что нам не нравится, – это не народ, а что-то другое. А Гия творил именно для народа, и сам он был из народа все-таки, поэтому я и говорю, что, не живя в Грузии, он все-таки как-то прикоснулся к духу Грузии, к этому большому юмору, которым обладала наша страна.
Кети Бочоришвили: Нана, вы – человек кинематографического мира, причем работали в кино еще тогда, когда наш кинематограф был общим, советским. Но вы сказали, что никогда не встречались с Георгием Данелия. Это случайность или он был не очень коммуникабельным человеком?
Нана Джанелидзе: Нет, это географическая случайность. Я не пересекалась с ним. Единственное, помню, что позвонил после выхода «Покаяния», поговорил со мной и поздравил, был очень теплым, растроганным из-за фильма и под большим впечатлением. Он – такой великий комедиант, Мастер комедии, и он такие теплые и высокие слова произнес. Знаете, часто бывает, что большие мастера не любят друг друга и как бы не хотят видеть успехи других, но в том-то и была, наверное, основная черта Гии Данелия, что он был великим и в этом – он умел любить и ценить в других талант и мастерство, и он не стеснялся высказывать свои восторг и восхищение. И в этом тоже его величие.
Кети Бочоришвили: А вы помните, когда в первый раз, при каких обстоятельствах услышали и узнали об этом человеке? Этот момент остался у вас в памяти?
Нана Джанелидзе: Я очень хорошо помню. Мне было или 12, или 15, я прочла в советской «Литературной газете» рецензию на «Не горюй!», и рецензия была такая, что я уже влюбилась в фильм – я очень точно помню, – и как потом ходили в кино, и мы это все смотрели, и несмотря на то, что я была очень маленькой, еще можно было не понять всю философию этого фильма, но так как я прочла уже рецензию, то у меня был какой-то другой взгляд на этот фильм, и я его весь впитала, и это было одним из самых больших моих потрясений, больших кинообразов. Так что фильм «Не горюй!» – одно из первых моих больших впечатлений.
Кети Бочоришвили: Я практически не помню ни одной рецензии на фильмы Данелия, которые можно было бы назвать критикой. И даже некоторые из рецензентов, которые осторожно говорили, что не все его фильмы достигли уровня «Не горюй!», «Мимино» или «Кин-дза-дза», их все равно не критиковали. Может, я ошибаюсь и, может быть, я не все читала, но мне кажется, что он был каким-то недосягаемым для критики. Вот с точки зрения классического кинематографа, все эти фильмы на самом деле такие безупречные? Ведь безупречность вряд ли может снискать всеобщую любовь, как это ни парадоксально звучит?
Нана Джанелидзе: Я думаю, что безупречный фильм невозможно любить, так же, как безупречного человека невозможно любить. Т.е. он был живой, как-то весь был пронизан всем живым, так же, как его фильмы. Он был очень живым, очень разным, потому что каждый раз, как только мои дети, меленькие притом, садятся смотреть «Не горюй!», я не могу оторваться, я как бы прохожу мимо и вдруг останавливаюсь и начинаю им рассказывать, какие будут сейчас реплики, кто как выйдет, кто как пройдет, и понимаю, что не могу уже оторваться от фильма. Их можно смотреть, наверное, тысячу раз, поэтому его фильмы просто невозможно критиковать, их можно только любить, пересказывать и рассказывать, его фильмы. Все детали там совершенно гениальные – начиная с одежды. Я не могу, например, забыть, как Буба Кикабидзе вдруг врывается как орел в фильме «Не горюй!», и как потом (Анастасия) Вертинская на него смотрит – вся такая хрустальная, необыкновенная, как натянутая струна. Актеры необыкновенные! Какой Серго (Закариадзе) там – вообще, все там совершенно гениальное! И как потом эти два маленьких мальчика несут кувшин, а Серго уже свои поминки отпевает... Ну, это просто гениально – другого слова нет.
Кети Бочоришвили: Да, и музыка, его сотрудничество с Гией Канчели…
Нана Джанелидзе: И потом, какой был Буба там! Ведь это была, кажется, его первая роль, потом уже в «Мимино» он по-другому выглядит, но в «Не горюй!» – это какое-то совершенное очарование – и пластика, и улыбка с большой щербинкой меж зубов, и вообще, какой он там весь… Это что-то удивительное!
Кети Бочоришвили: И даже, помните, почти в каждом его фильме звучит эта «мыла Марусенька белые ножки»… Он даже сам говорил об этом, и как это все по-разному звучит, и как органично вписывается в каждый фильм...
Нана Джанелидзе: Да, точно. Ну, в общем, что сказать – только всенародная любовь. Знаете, если дети, следующее поколение будут смотреть его фильмы, это значит, они еще не умерли как "человеки", как люди. Он заражает своей человечностью, своим юмором, учит любя любить...
Кети Бочоришвили: При этом, Нана, он снял не очень много фильмов, правда? Хотя, наверное, достаточно создать то, что он создал, чтобы занять свое место в плеяде великих?
Нана Джанелидзе: Да, конечно. Любой фильм может его уже причислить к лику небожителей. Так что не имеет значения, сколько фильмов он снял. Все они очень высокого уровня. Очень сложно снять комедию, а вот он это умел делать превосходно.