Политические партии подкрадываются к грузинской молодежи, словно вампиры к заблудившейся девице в фильме ужасов, который длится вот уже четверть века. Они очень хотят жить, и им нужна свежая кровь.
Неуклюжее словосочетание «презентация новых лиц» распространилось повсеместно, поскольку точно отражает суть происходящего перед выборами. Выдвигая в авангард молодых людей с (относительно) незапятнанной репутацией, партии будто бы надевают маски, чтобы скрыть явственные признаки разложения. Этот банальный трюк использовался много раз и почти всегда срабатывал, хотя его эффективность постепенно снижалась.
В ходе июльского опроса NDI 45% респондентов не смогли назвать партию, которая «наиболее близка к их взглядам» (в апреле было 37%). Согласно данным CRRC годичной давности, 75% опрошенных считают, что партии в основном заняты скандалами и взаимными обвинениями, и лишь 14% верят, что они ищут пути решения проблем; по мнению 61% финансирование политических объединений является прозрачным лишь формально. Эта «кардиограмма недоверия» должна показаться лидерам «старых партий» весьма зловещей с учетом того, что многие респонденты презирают своих избранников и поддерживают их лишь как «меньшее зло», дабы избавится от большего, а часть граждан просто хочет продать свои голоса подороже. Предвыборную ситуацию нельзя назвать стабильной – любой неучтенный фактор, самый маленький «черный лебедь» может аннигилировать все расчеты и прогнозы.
Политические комментаторы нередко говорят, что большинство грузин, несмотря на горький опыт, ждет политического мессию, мечтая о том, как он повергнет (дежурного) дракона и решит все проблемы. Намного реже они описывают упорную веру в светлую и всепобеждающую силу, которая должна самозародиться в студенческой среде. Фразу «Молодежь скажет свое слово» повторяют с придыханием десятки лет, хотя после восстановления независимости ее интерес к политике неуклонно снижался. Любопытно, что 74% респондентов CRRC (Центр исследовательских ресурсов Кавказа) не понравилось бы, если бы их сын занялся политикой (в случае дочери – 77%). Но множество граждан тем не менее убеждено, что грязную политику чудесным образом очистит и обновит именно молодежь.
Наибольшее восхищение у современников, знакомящихся с историей Первой грузинской республики, вызывают юнкера и студенты, боровшиеся против оккупации в 1921-24 годах. Считается, что 9 марта 1956 года, когда Советская армия стреляла по демонстрантам в Тбилиси, погибли, прежде всего, молодые люди, а события 14 апреля 1978 года называют победой студенчества, защитившего конституционный статус грузинского языка. Освободительное движение 80-х мыслилось делом общенациональным, не признающим возрастных и социальных границ, но его самые яркие образы связаны в коллективной памяти с молодежью. Именно за нее вела ожесточенную борьбу умиравшая Компартия Грузии – вузы жили в режиме перманентной дискуссии, и первый секретарь ЦК Джумбер Патиашвили при помощи комсомольского актива пытался ограничить влияние «неформалов».
Молодость делает любую революцию привлекательной (да и контрреволюцию, если вспомнить хотя бы французских мюскаденов), но в первые годы после восстановления независимости граждане хотели видеть в парламенте и правительстве скорее опытных профессионалов, чем вчерашних студентов. Чуть позже стало ясно, что молодые люди с западными дипломами и соответствующими навыками могут принести больше пользы, чем связанные (с) советским прошлым «отцы». Во второй половине 90-х старая (она же «красная») элита начала прикрываться такой молодежью в духе нынешних «презентаций новых лиц».
После «Революции роз» противники новых властей называли их кадровую политику откровенно эйджистской, а «националы», потерявшие власть в 2012-м, в свою очередь твердили, что при Иванишвили «старики» стали теснить молодых. Судя по статистике Бюро госслужбы, и то и другое – пропаганда; как в 2009-м, так и в 2016 году (т. е. на пике могущества «Нацдвижения» и «Грузинской мечты», соответственно) средний возраст сотрудников министерств составлял 40 лет. В разные годы в различных властных структурах он колебался в диапазоне от 37 до 42 лет. К слову, в Казахстане после обретения независимости средний возраст госслужащих снизился с 44 до 39, в последние же годы наметилась общемировая тенденция «старения» чиновников. В Грузии не произошло ничего сверхъестественного, но благодаря тому, что молодежь (весьма предусмотрительно) выдвинули в авангард, создалась иллюзия радикального омоложения власти, а поражение 2012 года показалось многим сторонникам Михаила Саакашвили реваншем старших поколений.
Затем дискуссия об эйджизме угасла, эксперты, в большинстве своем, перестали указывать на возрастные границы и заговорили об «отдельно взятой» протестующей молодежи лишь в мае 2018-го, в дни т.н. «Рейв-революции», последовавшей за вызывающе грубой операцией полиции в ночных клубах. Вначале «Грузинская мечта» получила крайне невыгодную телевизионную картинку «новое поколение против старой власти», но затем радикальные националисты устроили на проспекте Руставели контракцию (противники «Мечты» утверждают, что за ними стояла Госбезопасность), предоставив тем самым властям роль рефери, разнимающего две группы (условно) либеральной и консервативной молодежи.
С более сложным вызовом «Грузинская мечта» столкнулась год спустя, в пресловутую «ночь Гаврилова», когда полицейские стреляли в молодых участников акции протеста резиновыми пулями и выбили некоторым из них глаза. Партии Бидзины Иванишвили в те дни пришлось очень туго, но затем она стабилизировала ситуацию. Интересно, что в июле, в ходе опроса NDI (Национально-демократический институт США), требование об отставке главы МВД Георгия Гахария, ответственного за жестокий разгон митинга, поддержали 48% респондентов в возрасте от 18 до 34 лет, а против нее высказались 37%, тогда как за пару недель до начала опроса казалось, что возмущенная молодежь вот-вот выступит против власти единым фронтом и сметет ее. Некоторые комментаторы считали, что за выдвижением Гахария на пост премьер-министра (3 сентября) последует эмоциональный взрыв, чуть ли не студенческий бунт, однако ничего особенного не произошло. И дело тут не только в эффективной работе пропагандистской машины Иванишвили или в том, что грузины не любят «длинных дистанций» и многодневные акции быстро выдыхаются.
Когда молодые люди вышли на проспект Руставели, все политические партии, включая правящую, бродили вокруг них, как бездомные собаки, надеясь урвать свой кусок. Студенты гнали их прочь, но они возвращались вновь и смотрели на площадь перед парламентом вечно голодными глазами. Партии грызлись между собой, но в то же время были частью единой стаи, которая видела в молодежи лишь добычу и едва ли хотела, чтобы она ощутила свою силу. Многие студенты, судя по записям в соцсетях, чувствовали это. Наконец властям удалось отсечь основную массу протестующих от организаторов акций, объявив последних марионетками Саакашвили. Важно выяснить, вернутся ли тысячи молодых людей на площадь «в следующий раз», внушая страх не только Бидзине Иванишвили, но и всей политической элите.
По данным Института социологии РАН, с осени 2016 года доля россиян, полагающих, что страна нуждается в существенных политических и экономических реформах, стала быстро расти. С марта 2016 г. по июнь 2019 г. соответствующий показатель вырос с 30 до 57%, среди респондентов в возрасте 18-30 лет он достиг 62%, а среди студентов вузов – 75% (журнал «Политические исследования» №5, 2019). Российской Федерации, несомненно, понадобятся фундаментальные реформы для того, чтобы сократить отставание от стран свободного мира, но интересно другое.
В отличие от России или, например, Турции, в Грузии в социологических данных последних лет очень трудно обнаружить подобный революционный или, если угодно, максималистский «бугорок», выделяющий студенческую молодежь на фоне остальных респондентов. Грузинские «дети», конечно, более радикальны, чем «отцы», но разница, как правило, не так заметна. А любой студент, всерьез решивший стать независимым политиком, гарантированно столкнется с противодействием малозаметной, но достаточно эффективной блокирующей системы – ее, подобно шестеренкам, приводят в действие прикормленные члены студенческих самоуправлений, некоторые преподаватели и сотрудники спецслужб. Старой элите не нужны независимые от нее молодые лидеры, но лишь привлекательные политические жиголо в парламенте и «пехота» для массовых демонстраций. Как молодежное движение может «самозародиться» в таких условиях?
Два с половиной года назад (с тех пор мало что изменилось) в СМИ и соцсетях оживленно обсуждали результаты опроса, проведенного Фондом Фридриха Эберта. 34% процента опрошенных в возрасте 14-29 лет назвали себя безработными и лишь 19% заявили, что работают на полную ставку (еще 4% – на полставки плюс 1,5% ответивших иначе), доля учащихся и студентов составила 25 и 14 процентов, соответственно. Лишь 31% занятых респондентов работали по профессии. 70% жили вместе с родителями, а 64% опрошенных в возрасте от 19 до 24 лет зависели от них материально (в возрасте 25-29 лет – 35%).
Все это на первый взгляд должно способствовать революционному брожению, но есть два сдерживающих фактора. Во-первых, родители, используя психологические и финансовые рычаги, нередко превращают своих отпрысков в послушных конформистов, а во-вторых, в Грузии не принято протестовать против тяжелого социально-экономического положения, поскольку бóльшая часть грузин стыдится говорить о своей бедности. И для того, чтобы вызванное ею недовольство выплеснулось наружу, требуются политические поводы, которые в 99% случаев создают презираемые, проституированные, но опытные «старые партии».
В таких условиях многие молодые люди достаточно быстро прощаются с романтической верой в чудесное преображение страны, но при этом продолжают тянуться к Западу. В июле вступление Грузии в Евросоюз поддержали 84% респондентов NDI в возрасте от 18 до 34 лет, а в НАТО – 76% (общенациональный показатель – 78% и 71%, соответственно). Студенты в доверительных беседах часто говорят, что не видят своего будущего в «этой стране»; самые энергичные, как правило, уезжают. Некоторые начинают паразитировать за счет родителей, ныряют в криминальное болото или тщетно пытаются сорвать джек-пот. Налицо эпидемия национального масштаба – 48% опрошенных Центром исследования азартных игр и превенции лудомании учащихся в возрасте от 14 до 18 лет (и 59% в возрасте от 15 до 18) играют в азартные игры, хоть это и запрещено законом. Эти удручающие цифры мало что изменят – лоббисты игорного бизнеса все равно будут мешать ужесточению правил, онлайн-казино проводить сверхагрессивные рекламные кампании, а общество молча наблюдать, как школьники и студенты вешаются и выбрасываются из окон из-за долгов.
В Грузии есть талантливые, образованные молодые люди, готовые к борьбе, мечтающие о переменах и достойные их. Впрочем, дискуссии о их будущем не получится до тех пор, пока большинство комментаторов не перестанет рассматривать молодежь как нечто неделимое, чуть ли не обожествлять ее и изображать источником абсолютной истины, да и чего бы то ни было, кроме неподдельной искренности и желания жить в нормальной стране.
Томас Джефферсон никогда не говорил, что «каждому поколению нужна новая революция». Это лишь позднейшая квинтэссенция его комментария о восстании Шейса, однако ложная цитата распространилась весьма широко, поскольку невольно коснулась сути проблемы. Чтобы не спорить мучительно долго о том, что есть революция, вероятно, следует принять за основу известную фразу Ханны Арендт о сочетании новизны с идеей свободы вкупе с ее репликой в беседе (1965 г.) с профессором Карло Шмидом: «Кондорсе однажды, думаю, в 1793 году, сказал: революцию лишь тогда можно назвать революцией, если она имеет своей целью свободу, что есть нечто другое, чем прогресс... революция должна создавать институты, в которых возможна свобода. И такие институты, которые не подчинены прогрессу. Внутри институтов может происходить прогресс, но не обязательно». В любом случае, нужно постоянно указывать на различия между подлинной революцией и переворотом в пользу очередной прожорливой группировки, в каком бы антураже он не происходил и как бы не назывался.
В современной Грузии люди, которые, грубо говоря, профукали революции своей молодости, а именно – национально-освободительную и «розовую», сегодня цепляются за студентов и стремятся использовать их энергию, чтобы переиграть партию. Это выглядит так же нелепо, как попытка Бурбонов повернуть историю Франции вспять после Реставрации, но тем не менее может повредить грузинской молодежи. Остается лишь надеяться (так как шансы невелики), что ее лучшим представителям удастся увернуться от политических вампиров, а затем устроить свою, настоящую революцию, объективные предпосылки для которой, несомненно, есть. Судьба поколений, лишенных такой возможности, как правило, весьма печальна.
Вероятно, следует еще раз вспомнить выступление Мераба Мамардашвили на съезде Народного фронта в 1989 году: «...те, кто подчиняется одному лишь закону истины, закону совести, должны быть с молодежью. И молодежь должна быть с ними, так как в них заключен единственный небольшой шанс того, что молодые люди не пропадут в этой страшной жизни, с ее ужасами, с нашей отсталостью, с темнотой, с существующими тоталитарными структурами, с невежеством. Мы забыли о европейском в себе. Элементарная информация не проникает в Грузию, в нашу душу, в наше сознание. Все это, говоря шире, – две лужи. Конкретная лужа нашего съезда, в которую мы сели сами, и другая, большая лужа, именуемая Советским Союзом. В ней мы сидим помимо своей воли, но должны думать о том, как выбраться. А выбраться отсюда можно, лишь объединив все силы. Если у кого-то есть половинка мысли, ее следует присоединить к другой, и так далее. Должна происходить подобная кумуляция, иначе нельзя».
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
