Политические партии бьются, как мухи о стекло, пытаясь компенсировать стратегическую слепоту неимоверной активностью. Лучше от этого не становится, но не все готовы признать, что страна зашла в тупик, полагая, что для выхода из затянувшегося и весьма опасного кризиса нужна лишь пара верных шагов. Общество, как всегда, с трудом осознает происходящее и уповает на чудо.
14 ноября часть депутатов правящей «Грузинской мечты», вопреки обещаниям ее лидеров, провалила законопроект о немедленном переходе к пропорциональным выборам, и оппозиционные партии вывели своих сторонников на улицы, требуя продолжить реформу на основе т.н. немецкой или другой, схожей с ней модели. Эти события подорвали доверие к старой избирательной системе, которую и раньше проклинали многие политики и эксперты, так как в ее рамках правящая партия, по сути, получает фору благодаря традиционному преимуществу в мажоритарных округах. Если до осени 2020 года правила не изменятся из-за противодействия «Грузинской мечты» и/или процедурных сложностей, значительная часть населения отнесется к грядущим выборам в парламент как к нелегитимным или, в лучшем случае, «полулегитимным». Эта перспектива возвращает оппозиционные партии к «Дилемме 2008 года» (условно назовем ее так).
В январе 2008-го протестовавшая против фальсификации результатов президентских выборов оппозиция («Национальный совет» тогда объединял 10 партий) задумалась о бойкоте парламентских выборов, которые должны были состояться в мае. Бойкот позволял противникам «Нацдвижения» обострить ситуацию и усилить обвинения в связи с узурпацией власти, но, с другой стороны, они теряли множество инструментов легальной борьбы и отдавали парламентскую трибуну наспех сформированной «карманной оппозиции». Идея была сразу же отвергнута, но при этом «Национальный совет» сконцентрировался не на подготовке к парламентским выборам, а на пересмотре результатов президентских, требуя назначить второй тур и проводя многолюдные, но безрезультатные акции протеста. В итоге, оппозиция подошла ко дню голосования неподготовленной, на пике разочарования своих сторонников, что позволило правящей партии получить 119 мест из 150, используя менее грязные методы, чем в январе. Затем оппозиционеры отказались от депутатских мандатов, впрочем, некоторые из них, несмотря на упреки, предпочли остаться в парламенте. Оппозиция тогда потерпела тяжелое поражение, но праздновать «Нацдвижению» по большому счету было нечего, поскольку именно после того кризиса дефицит легитимности стал его главной проблемой, а многие избиратели превратились в непримиримых противников Михаила Саакашвили.
Сегодня, как и тогда, оппоненты правящей партии утверждают, что грядущие парламентские выборы не будут справедливыми. Но если власти упрутся и не уступят, оппозиции придется принять участие в выборах по старым правилам, легитимизируя их точно так, как это произошло в 2008-м, либо прибегнуть к бойкоту. Второй вариант кажется менее вероятным, тем более что лидерам партий вряд ли удастся прийти к единому мнению. В любом случае, их решение определит драматургию последующих событий.
На минувшей неделе «Грузинская мечта» вывела на улицы своих сторонников – они устраивают т.н. контракции там, где протестуют активисты оппозиции, и у офисов «Нацдвижения». Короткие, но яростные уличные стычки напомнили многим телезрителям о гражданском противостоянии второй половины 1991 года, позже переросшем в братоубийственную войну, а западные партнеры заговорили об опасности резкой поляризации. Но именно (и только) она позволяет правящей партии реанимировать старую модель «"Мечта" против "Нацдвижения"» – опираясь на нее, она выиграла все выборы в 2012-18 гг. Призраки 90-х и сопутствующее им ощущение смертельной опасности помогают «Грузинской мечте» мобилизовывать противников Саакашвили, а заодно намекать Западу на возможность внезапного обрушения грузинской демократии. Нечто похожее она делала в конце 2018-го перед вторым туром президентских выборов, но сегодня действует более грубо и прямолинейно.
У проблемы есть и сугубо телевизионный аспект – «Грузинская мечта», скорее всего, хотела сменить невыгодную для нее «картинку» первых дней кризиса, когда протестующим противостояла исключительно полиция. Относительная слабость ее противников, которым не удается увлечь за собой значительное, «предреволюционное» количество недовольных, позволила ей использовать тактику контракций, не задумываясь о том, что агрессивное психологическое и физическое давление на оппозицию само по себе свидетельствует о деградации. Начнет ли «Грузинская мечта» действовать как «Нацдвижение» в том же 2008-м, когда люди в масках выслеживали оппозиционеров, избивали их в подъездах дубинками, вывозили за город, надев на голову пакет, запугивали и т.д.? (в отчете омбудсмена за первую половину 2008 года упоминается 13 подобных случаев).
Судя по СМИ, соцсетям и частным беседам, в высшем и среднем звене правящей партии рассматривают количество митингующих в качестве главного индикатора кризиса и обращают меньше внимания на отток депутатов из парламентского большинства и очевидное изменение отношения к «Грузинской мечте» внутри страны и за ее пределами. В этом, безусловно, есть что-то страусиное, но партийные функционеры рассуждают, прежде всего, о том, что оппозиция вскоре, по своему обыкновению, выдохнется, и отмахиваются от более важных проблем.
На днях руководство партии рассмотрело альтернативный проект реформы с избранием всех без исключения парламентариев в мажоритарных округах. Сообщается, что идею продвигают «мятежные депутаты», провалившие законопроект 14 ноября, тогда как лидеры правящей партии отвергают ее; модель названа «американской» (видимо, в пику оппозиционной «немецкой»). Некоторые комментаторы полагают, что «Мечта» таким образом не только пытается создать иллюзию плюрализма, но и угрожает оппонентам: успокойтесь или вопрос об «американской модели» будет вынесен на референдум, а значит, выборы по пропорциональной системе могут не состояться и после 2020-го, как это предусмотрено нынешней редакцией Конституции. Главная же проблема, вероятно, заключается в том, что и действующие законы, и альтернативные предложения рождены изменчивой политической конъюнктурой, а не стремлением улучшить ситуацию в стране.
В 1995-м первые после принятия Конституции парламентские выборы прошли по смешанной системе при 5%-ном барьере – 150 депутатов были избраны по партийным спискам, а 85 – в мажоритарных округах (причем 12 депутатов из оккупированных районов получили мандаты автоматически). К выборам 1999 года барьер подняли до 7%, что позволило «Союзу граждан» Эдуарда Шеварднадзе и «Возрождению» Аслана Абашидзе захватить львиную долю мест в парламенте. Фальсификация результатов голосования в 2003-м создала повод для «Революции роз», но после нее Верховный суд отменил лишь результаты выборов по пропорциональной системе, таким образом, 85 депутатов из мажоритарных округов сохранили свои места, а на внеочередных выборах 2004 года граждане «доизбрали» 150 их коллег по партийным спискам.
В 2003-м одновременно с выборами прошел референдум о сокращении числа депутатов до 150 («за» высказались 89,61% избирателей), поэтому новый, «сводный», парламент в 2005 году внес в Конституцию изменения – согласно им 100 депутатов следовало избирать по пропорциональной, а 50 – по мажоритарной системе. Но на фоне политического кризиса 2008 года правящее «Нацдвижение», судя по всему, решило подстраховаться и использовать все бонусы, которые предоставлял ему альянс с провинциальными элитами и контроль за местными администрациями. За два с половиной месяца до выборов партия Саакашвили изменила правила, уравняв число депутатов, избираемых в мажоритарных округах и по партийным спискам (по 75; на выборах 2012-го число мажоритарных мандатов сократилось до 73 из-за оккупации Лиахвского ущелья и Ахалгорского района). В тот же период электоральный барьер снизили до 5%, а также начался переход к системе абсолютного большинства – для того, чтобы получить мажоритарный мандат в первом же туре, кандидату нужно было не только обойти конкурентов, но и набрать не менее 30% голосов (на выборах 2016 года – 50%). После этих поправок традиционное преимущество правящей партии в мажоритарных округах приобрело решающее значение; Михаил Саакашвили отметал любые предложения о переходе к пропорциональным выборам. Таким образом, сегодня лидеры «Нацдвижения» и «Европейской Грузии» требуют изменить систему, которую создали сами, что, безусловно, не освобождает «Грузинскую мечту» от ответственности, поскольку она с удовольствием пользуется плодами решений 2008 года. Они позволяют партии, набравшей примерно треть голосов избирателей, получить конституционное большинство благодаря мажоритарным округам.
Попытка увеличить число депутатов, избранных по партийным спискам до 107 (плюс 83 в мажоритарных округах – всего 190) была сделана в 2011 году. «Нацдвижение» семь месяцев вело консультации с т.н. конструктивной оппозицией («Христианские демократы», «Новые правые» и др.), но после того, как в октябре того года в политику пришел Бидзина Иванишвили, ситуация изменилась и противоречащую результатам референдума 2003-го инициативу быстро похоронили.
И, наконец, в 2017-м «Грузинская мечта» в ходе конституционной реформы прислушалась к рекомендациям западных партнеров и согласилась перейти к пропорциональной системе после выборов 2020 года. Затем, в 2019-м, пытаясь погасить очередной кризис, пообещала сделать это немедленно, но, как уже было сказано, 14 ноября провалила соответствующий законопроект.
Самое интересное, что любые правила считаются временными, поскольку в Конституции Грузии есть 37-я статья. Согласно ее первому пункту, после восстановления территориальной целостности двухпалатный парламент будет состоять из Совета Республики, избираемого по пропорциональной системе, и Сената, членов которого изберут в автономных республиках и других территориальных единицах (еще пятерых назначит президент). Таким образом, окончательное решение вопроса привязано к будущему, и нынешние правила рассматриваются как переходные, несовершенные и нестабильные. «Давайте уберем барьер вообще!», «Нужны пропорциональные и 3%!», «Тогда уж 5% или относительное большинство!», «Нет, лучше 3, но вчера!», «А что если мы укрупним мажоритарные округа и сделаем их многомандатными?» (это самая «свежая» идея, которая сегодня рассматривается как основа для компромисса). При таком многообразии мнений может развиться маниакально-депрессивный психоз, но никак не грузинская демократия, так как ей необходима пусть несовершенная, но непременно стабильная избирательная система. После реформы потребуется некий блокирующий механизм, который защитит законодательство от дальнейших посягательств хотя бы лет на 20.
«Грузинская мечта» цепляется за старую систему, а оппоненты, стремясь компенсировать ее преимущество, выдвигают альтернативные проекты. Но они могут утратить свою актуальность сразу же после того, как баланс сил изменится (по крайней мере, для новой правящей партии). И политики, по всей вероятности, снова начнут насиловать Конституцию, и народ будет безмолвствовать, а видные общественные деятели отведут глаза. Многопартийные выборы проводятся в Грузии с 1990 года, и каждый раз в правила вносят какие-то поправки или, по крайней мере, упорно пытаются сделать это.
Реформа избирательной системы лишь зеркало, отражающее несоответствие между демократической формой грузинской политики и ее недемократическим содержанием. Многие авторы, критикуя сменяющие друг друга гибридные режимы, сглаживают углы, поскольку боятся нанести урон имиджу Грузии как молодого демократического прозападного государства. Правящая элита тем временем руководствуется принципом «Чья власть, того и закон», и шелуха ее юридических аргументов скрывает даже не феодальную, а первобытную дикость и стремление к неограниченной власти. Нынешний кризис парадоксальным образом ценен, но не потому, что дает возможность в очередной раз понаблюдать за ужимками и прыжками Бидзины Иванишвили, Михаила Саакашвили и других действующих лиц, – он позволяет понять, чем на самом деле является (а не кажется!) грузинская демократия и что она значит для граждан. Они в большинстве своем относятся к нынешнему кризису с подчеркнутым равнодушием, которое ужасает идеалистов.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
