Грузия отпраздновала Пасху в очень напряженной атмосфере. В последние десятилетия, как, впрочем, и в феодальную эпоху, пасхальное богослужение само по себе никогда не вызывало ожесточенных споров, а при Советах давление на Церковь обычно связывали с внешними враждебными силами. Но на минувшей неделе общество раскололось, и грузинам пришлось задуматься о проблемах, от которых они до сих пор отводили глаза.
Несмотря на эпидемию коронавируса и неоднократные призывы врачей и чиновников, Грузинская православная церковь провела праздничные богослужения в присутствии прихожан. Некоторые епископы рекомендовали верующим своих епархий остаться дома, к ним присоединились и настоятели отдельных церквей, но они оказались в меньшинстве. Наиболее многолюдным выглядело богослужение в кутаисском храме Баграта, его настоятель отец Георгий незадолго до Пасхи заявил: «Если кто-то мешает прихожанам - это их проблема, но тем, кто подчинится их воле и проявит страх, позже придется раскаяться» (Первый канал). Однако в целом, судя по репортажам, в церквях собралась лишь малая часть верующих; столпотворения, которого с ужасом ожидали эпидемиологи, не было. «Из-за того что пришло мало людей, риск в какой-то мере снизился, но не обнулился», – заявил IPN руководитель Центра по контролю заболеваний Амиран Гамкрелидзе. Многие консерваторы, всю Страстную неделю пытавшиеся совместить гражданские чувства с религиозными, с облегчением объявили такой финал наилучшим. Разумеется, у них есть оппоненты, полагающие, что произошедшее ужасно, а худшее впереди.
Это не первый конфликт духовных и светских властей, однако раньше степень вовлеченности граждан была ниже, и они не реагировали так эмоционально. Процесс напоминал опасную игру, в ходе которой два гонщика мчатся навстречу друг другу до тех пор, пока один из них не испугается и не свернет в сторону, причем все выглядело так, будто на сей раз в автомобилях помимо водителей сидели дети и старики. Могло ли правительство после того, как оно выторговало у ГПЦ ряд уступок, двигаться дальше навстречу лобовому столкновению? К примеру, приказать полицейским заблокировать подходы к храмам, притом что епископ Бодбийский Иакоб (а у него немало единомышленников) недвусмысленно намекнул на возможность эскалации. Комментируя запрет на передвижение автотранспорта, он заявил: «Многие смирились с тем, что не пойдут [в церковь] и теперь их насильно подталкивают к тому, чтобы они вышли. Я не угрожаю, но кто посмеет преградить мне путь?!» В столице действительно могли начаться беспорядки, в ходе которых о социальной дистанции забыли бы все. Впрочем, комментаторы, критикующие правительство за мягкотелость, почти не обращают внимания на этот аргумент.
Они обычно не рассуждают о государстве и обществе в целом, предпочитая рассматривать события сквозь призму интересов отдельных лидеров и партий. И, безусловно, не ошибаются, утверждая, что правящая «Грузинская мечта» не хочет окончательно портить и без того сложные отношения с ГПЦ перед парламентскими выборами. Дальнейшее обострение почти наверняка привело бы ее к губительной предвыборной конфронтации с «консервативным большинством» – его представители сегодня гордятся тем, что пасхальные богослужения в Грузии все же прошли, несмотря на эпидемию, комендантский час и т.д. Премьер-министр Георгий Гахария, вероятно, предпочел бы, чтобы его критиковали за то, что он не закрыл храмы, чем, наоборот, за то, что закрыл, поскольку пустая церковь и прерванное богослужение – одни из самых ужасных символов для православных грузин, так уж сложилось исторически. Возможно, в данном случае у правительства попросту не было выигрышной стратегии; любое решение вело к большим или меньшим потерям.
Проправительственные пропагандисты загодя начали принимать контрмеры и убеждать сторонников «Грузинской мечты» в том, что оппоненты, и в частности «националы», стремятся столкнуть правящую партию и ГПЦ в своих интересах. В то же самое время, исходя из того, что «ГМ» использует успешную борьбу с эпидемией как важный предвыборный козырь, они принялись связывать грядущие эпидемиологические осложнения исключительно с действиями церковников. Партия Бидзины Иванишвили выкручивается как может, зачастую успешно, но ее руководители, скорее всего, понимают, что определенные имиджевые потери в ходе «Пасхального кризиса» она все же понесла – образ эффективного и решительного правительства был поврежден, после того как патриархия, по сути, проигнорировала его позицию.
Исторически грузинским монархам удавалось ограничить влияние Церкви лишь тогда, когда они находились на пике могущества. «Грузинская мечта», напротив, постепенно слабеет, и ее противники, несомненно, кинутся защищать патриархию, как только та заговорит о гонениях. Создалась парадоксальная ситуация – почти вся политическая элита считает дальнейший рост влияния ГПЦ опасным для себя (как пошутил один из экспертов – об этом открыто говорят на закрытых встречах), но из-за предвыборной конъюнктуры не может выработать консенсус по церковной политике.
Корни проблемы следует искать в 90-х, когда ГПЦ усиливалась, а государство, наоборот, разрушалось в годы хаоса и братоубийственных войн. Как и в начале XX века, церковное возрождение совпало с обретением независимости, впрочем, почти сразу обнаружились и различия. В период Первой республики, несмотря на вдохновившее нацию восстановление автокефалии, часть общества «по инерции» относилась к священнослужителям с недоверием, распространившимся по всей империи в последние десятилетия ее существования. Социал-демократическое правительство, исходя из своих убеждений, не сближалось с ГПЦ, а, наоборот, держалось отстраненно – на это указывали и иностранные наблюдатели, например, глава германской миссии фон Крессенштейн. А подготовка законопроекта об отделении Церкви от государства спровоцировала острый конфликт между духовными и светскими властями. 6 декабря 1920 года на встрече с участием Патриарха Леонида и председателя правительства Ноя Жордания произошел страшный скандал.
В 90-х сложилась иная ситуация – падению атеистической советской державы сопутствовал прилив религиозного энтузиазма, а элиту, занятую перераспределением активов, мало интересовала не только марксистская, но и какая бы то ни было идеология. После государственного переворота 1992 года новое правительство задыхалось от дефицита легитимности и искало выход в стратегическом альянсе с Церковью. Политики были готовы отдать многое за ее благосклонность – при Шеварднадзе ГПЦ получила особый статус после подписания конкордата, Саакашвили раздавал священнослужителям дорогостоящие джипы, Иванишвили, подобно предшественникам, предоставлял им всевозможные дотации и привилегии. При этом каждый правитель стремился контролировать своих партнеров в патриархии и, судя по множеству свидетельств, вел беспрерывную «тайную войну», играя на внутрицерковных противоречиях и выискивая компромат с помощью спецслужб.
Некоторые авторы считают, что нынешний кризис нанесет ГПЦ большой урон, и подчеркивают, что священнослужители подвергли сограждан смертельной угрозе. Но анализ социологических данных показывает, что Церковь обладает способностью к быстрой «рейтинговой регенерации» и ее авторитет постепенно восстанавливается даже после самых ужасных событий. Непосредственно перед парламентскими выборами он, скорее всего, резко снизится для наиболее секулярных кластеров и вырастет для радикальных клерикалов. Это не самый плохой вариант для Бидзины Иванишвили, поскольку ГПЦ, по всей вероятности, какое-то время будет влиять на настроения умеренных консерваторов слабее, чем осенью 2012-го, когда отрицательное отношение большей части епископата к Саакашвили определенно повлияло на результат выборов. Однако Иванишвили вновь придется избегать «лобовых столкновений» и смиренно просить благословения, как десяткам правителей Грузии до него, до тех пор, пока он не сможет разыграть новую комбинацию благодаря бесконечным распрям в патриархии.
В рядах критиков ГПЦ вскоре, вероятно, произойдет раскол, как это обычно бывает в подобных случаях (следует вспомнить «цианидовое дело», обвинения в педофилии и т.д.). На первых порах епископов критикуют не только либералы, но и консерваторы. Но в какой-то момент радикальные оппоненты патриархии заходят слишком далеко, верующие начинают чувствовать себя оскорбленными, разворачиваются на 180 градусов, бросаются на своих давних недругов и затем забывают, в чем, собственно, было дело. Очередной «консервативный разворот», по всей видимости, произойдет в ближайшие дни.
Но стратегические потери ГПЦ все же понесет – судя по СМИ и соцсетям, части столичной молодежи очень не нравится поведение церковных иерархов. Большинство из них ограничивается несколькими эмоциональными фразами, но некоторые пишут о том, что патриархия не должна стоять над законом и (в той или иной форме) о необходимости секуляризации массового сознания. Ничего принципиально нового в этом нет, нечто похожее происходило и в других странах десятилетиями, а то и столетиями ранее. Отрицая старую политику и порожденные ей режимы, молодые люди в любом случае рано или поздно задумались бы о роли и месте патриархии в системе.
У их сверстников в других странах и эпохах, как правило, были союзники внутри церковной ограды – священнослужители, которые интересовались нравственными идеалами больше, чем дотациями, и относились к ритуалам в соответствии с библейским принципом «Милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений» (Ос. 6:6). Далеко не всем священникам хватает образования и экзистенциального опыта – не исключено, что в сфере духовного развития Грузия в какой-то момент начала отставать так же сильно, как в научно-технической и общественно-политической. Молодые политики и священники когда-нибудь изменят общество, но сегодня они выглядят недостаточно сильными для того, чтобы бросить вызов могущественным «людям из 90-х».
В Грузии любят искать радикальные рецепты, которые волшебным образом изменят жизнь к лучшему. На минувшей неделе в соцсетях призывали, с одной стороны – ввести в храмы спецназ, схватить владыку Иакоба, немедленно разорвать конкордат и прекратить финансирование ГПЦ, а с другой – объединиться для защиты Матери-Церкви от либеральных сатанистов и превентивно показать им кузькину мать. Подобные шаги привели бы страну к острейшему гражданскому противостоянию, но даже бессмысленные сетевые дискуссии заставляют многих жителей Грузии чувствовать себя солдатами на воображаемой войне, которым не следует оглядываться назад.
Вот конкретный пример. «Главным должен быть призыв Патриарха, а не неверующего правительства и врачей», – цитирует «Табула» митрополита Иова, также заявившего в среду с амвона, что «это обычный вирус, люди переносили его без симптомов и исцелялись. Никакой опасности не существует, это искусственно навязанный психоз. Репетиция того, какое сопротивление окажет народ общему масонскому решению, именуемому чрезвычайным положением». Услышав нечто похожее, консервативные деятели, как правило, отмалчиваются, даже если считают, что подобные речи вредны для Церкви и государства, они не скрывают этого в частных беседах, однако не хотят лить воду на мельницу либералов. Те в аналогичных ситуациях ведут себя примерно так же. Такое положение дел вполне устраивает власть имущих.
Абсолютное большинство грузинских политиков полагает, что к любым изменениям в отношениях светских и духовных властей следует подходить крайне осторожно. В конце концов, эта осторожность начинает оправдывать бездействие, они один за другим приходят к выводу – «лучше оставить все как есть», и события минувшей недели вряд ли изменят их взгляды. У них нет достаточно весомых мотивов для того, чтобы броситься на амбразуру.
Всю минувшую неделю правительство выстраивало оборонительную позицию таким образом, чтобы в случае резкого ухудшения ситуации критика обрушилась, прежде всего, на церковных иерархов, а затем и врачей – их предпасхальный конфликт способствовал этому (епископ Бодбийский сказал много неприятного о руководителе Центра по контролю заболеваний Амиране Гамкрелидзе и его заместителе Паате Имнадзе, медицинское сообщество не осталось в долгу и т.д.). Судя по ряду признаков, власти могут приказать пропагандистской машине отделить условных «фанатиков» от «истинных пастырей» во главе с Илией II и атаковать первых, умиляясь действиями вторых и поощряя их. «Цианидовый скандал» (а при Шеварднадзе – дебаты о выходе из Всемирного совета церквей) показал, что влияние ГПЦ на умы граждан снижается, когда она выглядит разделенной. У «Грузинской мечты» есть еще один, последний оборонительный рубеж – с самого начала она постоянно твердила, что распространение эпидемии зависит, прежде всего, от поведения граждан, и всю Страстную неделю ей вторили епископы и врачи так, словно мы, подобно упрямым, капризным детям, только и делаем, что мешаем этим добрым людям спасать наши души и тела. Таким образом, правящая партия возвела несколько баррикад, защищающих ее от критики, и ослабленным политическим оппонентам и уж тем более измученному карантинными ограничениями обществу будет очень трудно прорвать ее оборонительную линию.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
