26 августа депутат Леван Коберидзе предложил принять закон о люстрации. Его поддержала партия «Лело», к которой он недавно присоединился. Коберидзе уже касался этой темы 12 ноября 2018 года, перед вторым туром президентских выборов. Тогда он представлял в парламенте правящую «Грузинскую мечту», и его инициатива показалась многим попыткой уязвить Григола Вашадзе из «Нацдвижения», долгое время проработавшего в МИД СССР. Заметного резонанса то заявление не вызвало. Нужно выяснить, почему Коберидзе вернулся к вопросу и как его идеи соотносятся с «люстрационной частью» Хартии свободы, принятой в 2011-м, – она, по сути, не работает, но тем не менее существует.
Некоторые авторы неоднократно разъясняли общественности, что люстрация – это не только выявление бывших агентов КГБ и ее следует рассматривать в контексте осмысления советского прошлого. Но любая дискуссия о ней всегда приводит к воспоминаниям о секретных документах, вывезенных в Смоленск в 1990 году. История архива КГБ ГССР завораживает умы, и обойти ее стороной не удастся.
30 лет назад советская власть в Грузии разлагалась, как гигантская туша выброшенного на берег Левиафана. Блок «Круглый стол – Свободная Грузия» во главе со Звиадом Гамсахурдия приближался к победе на первых демократических выборах (они прошли 28 октября 1990-го). Но будущее все еще казалось многовариантным – кто-то считал, что флагманом освободительного движения станет Национальный конгресс и его лидеры, противостоящие Гамсахурдия, а кто-то, несмотря на очевидный коллапс Компартии, думал, что коммунисты как-то извернутся, перекрасятся в национальные цвета и все же сохранят власть. Некогда могучая система рушилась, ее символы с презрением отбрасывались. 28 августа был демонтирован памятник Ленину, простоявший на главной площади столицы 34 года. В первой половине 1990-го, когда монументы большевистских вождей летели с постаментов один за другим, на него покушались несколько раз, но руководители Компартии в рамках одной из тайных договоренностей пообещали «неформалам», что скоро уберут Ленина сами, и попросили не осложнять их отношения с Москвой преждевременно. Демонтаж памятника обеспечил Нико Лекишвили – тогда председатель Горсовета, позже мэр Тбилиси (1993-95) и глава правительства (1995-98).
В те дни первый заместитель председателя КГБ ГССР Эдуард Войцицкий в связи со сложной обстановкой предложил перевезти архивы в Россию. Это подтверждают несколько высокопоставленных сотрудников КГБ, в том числе, и Анзор Майсурадзе (тогда начальник «Отдела З», который создали на базе пятого отдела, отвечавшего за борьбу с идеологической диверсией). Все понимали, что Войцицкий озвучил позицию Центра, но часть его грузинских коллег высказалась в том смысле, что архив – достояние республики, что работать без него будет невозможно и т.д. Войцицкий на какое-то время снял вопрос с обсуждения.
По свидетельству бывшего премьер-министра Армении Вазгена Манукяна, архив КГБ вывезли из Еревана в Смоленск за несколько дней до того, как коммунисты потеряли власть. В соседней республике обошлось без осложнений, а в Тбилиси Центру пришлось импровизировать. Заинтересованные стороны знали, что контроль над агентурой КГБ позволит оказывать значительное, а зачастую и решающее влияние на будущее страны.
11 сентября 1990 года в прессе был опубликован меморандум партий, входивших в блок «Круглый стол – Свободная Грузия». Они выдвинули ряд условий в связи с работой Центризбиркома, деполитизацией органов правопорядка и государственных СМИ и т.д. В последнем, седьмом, пункте говорилось о ликвидации Комитета госбезопасности. Авторы меморандума заявляли, что, если их требования не начнут выполнять до 14 сентября, они прибегнут к крайним формам протеста и «вся ответственность за возможные последствия ляжет на коммунистические власти». Таким образом, пикет у здания КГБ, вокруг которого развернулись дальнейшие события, получил своеобразную «легитимацию». Еще один интересный нюанс – тогда мало кто различал, какая из многочисленных партий проводит ту или иную акцию, но формально инициатива пикетирования КГБ исходила от Общества св. Ильи Праведного. 29 мая 1990-го в нем произошел раскол, две группы боролись за партийный бренд, часть активистов дрейфовала между ними, что было весьма удобно для распыления ответственности за произошедшее позже.
Когда 16 сентября на Национальном стадионе завершился митинг «Круглого стола», некоторые его участники присоединились к акции у КГБ. После чего, согласно комментариям 1990 года и воспоминаниям очевидцев, одного из митингующих задержали (позже отпустили); другие поводы упоминаются реже. Ситуация обострилась, толпа ворвалась в здание, разгромила несколько комнат и завладела документами. Судя по различающимся данным, активистам достались материалы одного из дел и/или бухгалтерская отчетность, в том числе, о выплате материального вознаграждения агентам (в ней указывались их псевдонимы, а не фамилии). КГБ республики также лишился лозунга «Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Ф. Э. Дзержинский». Его сорвали со стены и как трофей отнесли на проспект Руставели к Дому правительства, где тогда постоянно проходили акции.
Москва ответила заявлением Коллегии КГБ СССР. В нем говорилось, что «нападавшие выдвинули требование о самороспуске Комитета госбезопасности Грузии, а также освобождении одного задержанного по подозрению в убийстве…», и подчеркивалось, что «напряженность вокруг КГБ Грузии сохраняется». Никто из грузинских исследователей и бывших сотрудников Комитета никогда не сомневался в том, что провокацию устроил Центр, чтобы получить весомый повод для эвакуации архива. Она достигла цели, но игра тем не менее продолжалась.
По неподтвержденным данным, руководители, пытавшиеся оставить архив в Грузии (и, следовательно – усилить свое влияние в постсоветский период), подготовили план его эвакуации из бурлящего центра столицы в более защищенное место. Судя по ряду признаков, их усилия мог координировать бывший первый заместитель председателя КГБ ГССР Отар Хатиашвили. Он долгое время конфликтовал с Войцицким, который способствовал тому, чтобы Хатиашвили убрали из органов. Повод для этого возник, когда тот выразил протест против карательной акции советских войск 9 апреля 1989 года. К слову, в интервью «Сакартвелос республика» (06.12.90) Хатиашвили сказал, что предпосылки для нее создавал в первую очередь Войцицкий, снабжая Москву крайне негативной информацией о ситуации в Грузии. Хатиашвили вскоре нашел общий язык с лидерами «Круглого стола» (в этой связи тоже нередко упоминают о неких интересных документах, создавших фундамент для сотрудничества). По информации двух бывших сотрудников комитета, план «внутригрузинской эвакуации» архива составили достаточно быстро, но ее почему-то отложили. Нельзя исключать и того, что легенда об упорном сопротивлении была создана позже с целью оправдать бездействие. А 19 сентября, ночью, восемь сотен мешков с документами по действующей агентуре вывезли в Россию через Вазианский аэродром.
Некоторые ветераны советских органов утверждают, что Эдуард Войцицкий и начальник отдела кадров Виталий Наводничий добились своего благодаря помощи руководителя второго отдела (контрразведка) Игоря Гиоргадзе, принявшего активное участие в операции. Но теоретический шанс потянуть время и сохранить архив тем не менее существовал; всего через 2,5 месяца новые власти попросту выставили Войцицкого и нескольких его коллег из КГБ. Это могло быть сделано с подачи Хатиашвили, который вернулся и исполнял обязанности председателя Комитета до августа 1991-го. Конечно, не исключено, что Хатиашвили и Войцицкий инсценировали конфликт, чтобы достичь неких целей – сотрудники спецслужб нередко поступают так. Впрочем, очевидцы то и дело упоминают о сильной взаимной неприязни. Председатель КГБ СССР Крючков возмутился, Михаил Горбачев прислал (28.11.90) телеграмму, требуя «восстановить в должностях руководителей МВД и КГБ республики», но Звиад Гамсахурдия этого не сделал. Войцицкого перевели в Свердловск. К работе по Грузии он вернулся в «нулевых», в качестве советника компании «Итера», которая позже была повержена «Газпромом». В июне нынешнего года он умер в России, судя по сообщениям СМИ – от коронавируса.
По словам бывшего сотрудника КГБ, полковника запаса Гелы Суладзе («Хроника+» №19, 2016), в 1991-м Москва разрешила сотрудникам КГБ Грузии поработать с архивом в Смоленске и даже уничтожить часть материалов (их, да и всех тогда интересовали, прежде всего, бумаги пятого отдела), но вероятность того, что они не были предварительно скопированы, разумеется, ниже нуля. Часть документов вернули в Тбилиси, где большинство из них сгорело вместе со зданием КГБ в период свержения Гамсахурдия. Считается, что сегодня Грузия не располагает и малой частью материалов, позволяющей документально идентифицировать всех агентов КГБ в процессе люстрации, а в распоряжении Российской Федерации оказался мощный инструмент, позволяющий шантажировать не только секретных сотрудников, но и их потомков.
Есть и альтернативная, весьма распространенная версия, согласно которой в грузинских архивах достаточно документов для разоблачения бывших агентов, но верхушка общества, использует стенания об увезенных и сгоревших бумагах как дымовую завесу, чтобы торпедировать люстрацию и скрыть свои связи со спецслужбами.
Сотрудники, продолжившие службу в грузинской Госбезопасности, конечно же, помнили своих агентов, и когда ситуация в стране стабилизировалась, начали восстанавливать с ними связь. Здесь следует упомянуть об одном спорном положении Хартии свободы (ст.9. п.1). Ограничения на занятие ряда должностей касаются секретных сотрудников советских специальных служб (к ним, согласно статье 10, относится и МВД), в том случае, если они отказались от сотрудничества со спецслужбами независимой Грузии. Звучит неплохо, однако можно представить, как повел бы себя в 90-х бывший агент КГБ ГССР, работающий на российскую разведку, если бы ему предложили сотрудничество грузины. Он, скорее всего, согласился бы, чтобы продолжить действовать в интересах России под защитой ничего не подозревающих грузинских спецслужб. А тем, кто тогда, (возможно) стыдясь неприглядного прошлого, решил начать новую жизнь и отказался от сотрудничества, сегодня грозят ограничения. Причем не временные, как советовали европейские партнеры, руководствуясь духом резолюций ПАСЕ № 1096 (1996), №1481 (2006) и основанных на них документов, а пожизненные.
Хартия свободы, которая помимо люстрации касается и антитеррористических мер и искоренения тоталитарной символики, родилась под несчастливой звездой. Ее утвердили 31 мая 2011-го, сразу же после зверского разгона митинга 26 мая, когда значительная часть общества воспринимала все, что исходило от власти, в штыки. В июле того же года арестовали и обвинили в шпионаже фотографов, распространивших фоторепортаж о событиях 26 мая. Лишь в ноябре 2018-го Апелляционный суд отменил вынесенный им приговор и полностью оправдал их, а один из бывших лидеров «Нацдвижения» Гиги Угулава признал, что «дело с самого начала плохо пахло и было ошибкой» («Табула» 22.11.18). После того эпизода правительство Саакашвили, которое при каждом удобном случае стремилось связать своих оппонентов с ГРУ и ФСБ, окончательно потеряло моральное право говорить о шпионах, агентах, люстрации и т.д. Оно все же попыталось раскрутить тему российских спецслужб перед выборами 2012 года, но без особого успеха.
При новых властях возникла еще одна проблема. Изначально 9-я статья Хартии предусматривала ограничения и для членов ЦК КПСС и Компартии ГССР, секретарей райкомов и горкомов, членов бюро центральных комитетов Комсомола. Однако в 2013-м бывший секретарь ЦК Комсомола Грузии Нодар Мумлаури обратился в Конституционный суд, и 28 октября 2015-го тот постановил, что спорные пункты противоречат Конституции. Ограничения для коммунистов и комсомольцев были отменены, а для части офицеров и секретных сотрудников спецслужб остались в силе. Притом, что в советское время спецслужбы считались «карающим мечом партии», а не наоборот.
Согласно 7-й статье Хартии, работать по перечисленным в ней направлениям должна комиссия, созданная в Службе госбезопасности. Это с самого начала не нравилось многим участникам дискуссии – они полагали, что спецслужбы не будут стремиться к прозрачности и быстрому решению проблем. А их оппоненты указывали на угрозу утечки секретных и персональных данных. Но, как бы там ни было, в Грузии нет комментатора, который считает, что процесс идет хорошо, а кастрированная бывшим комсомольцем «люстрационная часть» Хартии свободы приносит пользу. Предложение о принятии нового закона кажется вполне уместным, но интересно, для чего он понадобился Левану Коберидзе и «Лело» именно сейчас?
Партия тратит много ресурсов на рекламу, но ее кампания выглядит на общем фоне весьма тускло, повестку дня формируют более опытные конкуренты, поэтому «Лело» изо всех сил стремится привлечь к себе внимание. Люстрация не самая актуальная тема – разговоры о тайнах КГБ по-прежнему нравятся телезрителям, но интерес к разоблачению постаревших агентов и советскому прошлому по сравнению с «нулевыми» снизился. СМИ и соцсети хоть и заметили инициативу Коберидзе, но прореагировали в целом вяло, несмотря на то, что он чаще указывал на проблемы противодействия российским спецслужбам, чем на дела минувших дней.
26 августа в эфире телекомпании «Формула» он сказал: «Очень важно, чтобы в стране, которая хочет прогресса, хочет окончательно ментально отдалиться от советского прошлого, существовал такой закон в качестве водораздела». Коберидзе назвал «популистским» и «фасадным» решение, принятое «националами» в 2011 году, и заявил, что новый закон должен помочь разоблачить чиновников, работающих на враждебные спецслужбы, и что тема люстрации должна коснуться и судей, чьи решения пришли в полное противоречие с вердиктами ЕСПЧ. «Возьмем, к примеру, дело Гиргвлиани», – добавил Коберидзе. Зрителям могло показаться, что он хочет связать закон не только с советским прошлым, так как судья Леван Мурусидзе, которого он, скорее всего, имел в виду, в момент распада СССР, в отличие от самого Коберидзе, был несовершеннолетним. «Такой закон, например, обеспечит, чтобы никогда не случилось ничего подобного визиту Гаврилова в Грузию», – сказал депутат, посетовал, что Госбезопасность не расследует этот факт, и сравнил его с террористическим актом, «поскольку в стране чуть не начались процессы дестабилизации».
Левану Коберидзе придется писать законопроект осторожно, чтобы ненароком не ограничить в правах лидера «Лело» Мамуку Хазарадзе с его комсомольским прошлым. А если серьезно – может сложиться впечатление, что под прикрытием люстрации предлагается банально расширить полномочия спецслужб, и адресатами предвыборного обещания являются их сотрудники, а не только избиратели, жаждущие разоблачений, очищения элиты и решительного наведения порядка. Любой шаг в этом направлении опасен для нестабильной демократии, как и применение инструментов постсоциалистической люстрации к относительно недавним событиям, поскольку новый закон может запросто превратиться в «карающий меч» очередного гибридного режима.
Разумеется, шпионов нужно ловить, агентов выявлять, а неправедных судей гнать взашей. Но, вероятно, следует отделить прошлое от настоящего, люстрацию от контрразведки, тоталитарную символику от борьбы с терроризмом, демонстрацию предвыборного патриотизма от судебной системы, а не варить их в одном котле, как это делало «Нацдвижение» в 2011-м, а теперь, похоже, собирается «Лело» («Грузинская мечта», как и водится, молчит и бездействует). Почему проблема люстрации не может быть рассмотрена отдельно, обстоятельно и со всей серьезностью?
Некоторые авторы советуют плюнуть и забыть об утраченном архиве и постаревших агентах с высокопоставленными коммунистами – не трогать, не ворошить, не портить жизнь их детям и внукам. Другие призывают помнить о жертвах советских репрессий и идти до конца. Нынешнее положение вещей не нравится почти никому. Время идет, а вопрос по-прежнему подвешен, словно дамоклов меч. Готовых решений нет и не будет без болезненного осмысления давних процессов, начавшихся задолго до того, как генерал-майор Войцицкий позвал грузинских коллег к себе в кабинет, митингующие двинулись к зданию КГБ, а неизвестный крановщик накинул петлю на шею Владимира Ильича Ленина.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
