В Грузии прошли парламентские выборы. По предварительным данным, на них побеждает правящая «Грузинская мечта». Оппозиция не признает этой победы. Следят ли в Цхинвале за политическими процессами в Тбилиси и что о них думают?
По словам гражданской активистки из Ленингора Тамары Меаракишвили, это первые выборы в постсоветский Грузии, в которых жители района не смогли принять участие из-за закрытия пункта пропуска «Раздахан». Не имея возможности голосовать, ленингорцы утолили гражданский голод в социальных сетях, говорит Меаракишвили:
«Я наблюдала в соцсетях, как жители нашего района относятся к избирательной кампании. Из этих обсуждений мне показалось, что они были более активны, чем во время выборов 2012 и 2016 годов. Даже утром, в день голосования, публиковались посты: «Пусть победит тот, кто будет содействовать открытию «Раздахана»!» В районе люди говорят, что, может быть, после выборов откроют дорогу. Это уже стало обычаем: любое событие – повод для надежды. То говорят, что после Нового года откроют, потом утверждают, что после Пасхи…»
Югоосетинский общественник Тимур Цхурбати говорит, что внимание югоосетинского общества к политическим процессам в Грузии – минимальное. Выборы в этом смысле – не исключение. При этом есть такое общепринятое представление: раз Михаил Саакашвили на нас напал, то и приход к власти в Грузии связанных с ним политических сил для Южной Осетии нежелателен. Так думает большинство, но есть и другие мнения, говорит Цхурбати:
«Я за выборами следил, что называется, сквозь пальцы. Я надеялся, что победит избирательный блок Саакашвили, и мне приятно, что они набрали голосов больше, чем я предполагал. Все-таки 27% – это приличный результат. Я считаю, что для нас это хорошо, если учесть отношение к Саакашвили в России, где его назвали «зоологическим россияфобом». По моему мнению, чем хуже будут отношения между Россией и Грузией, тем лучше Южной Осетии, а чем больше они будут сближаться, тем это хуже для будущего нашей республики».
Югоосетинский политолог Вячеслав Гобозов отмечает, что до августовской войны местные власти и экспертное сообщество внимательно следили за происходящим в Грузии. Каждое политическое событие или заявление сколь-нибудь значимого политика анализировалось и обсуждалось. А после признания республики и установления прочного мира, видимо, югоосетинские политики решили: грузинский фактор больше не существует, говорит Вячеслав Гобозов:
«Может, я ошибаюсь, и в соответствующих структурах МИДа и специальных служб эта работа продолжается, но в экспертном сообществе ее уже не видно. Я считаю, что политическое руководство Южной Осетии уделяет неоправданно мало внимания политическим процессам, которые идут в Грузии, и анализу того, какие они могут иметь последствия. Все сводится к простой позиции: нам выгодно, чтобы в Грузии побеждали антироссийские силы и не происходило сближения с Россией. На самом деле, это слишком упрощенное представление. Плохо, когда ты свою судьбу ставишь в зависимость от того, как будут развиваться отношения между другими двумя субъектами.
– Почему так? Цхинвал не знает, чего хотеть от Тбилиси, или все упирается в однажды занятую позицию: нам не о чем говорить, пока не будет подписано соглашение о неприменении силы?
– И то и другое здесь сказывается. С одной стороны, в соглашение о неприменении силы. С другой – нет четко сформулированных интересов в плане отношений с Грузией. После августа 2008 года она перестала восприниматься как военная угроза, а, в принципе, до этого Грузия только так и воспринималась – никаких других восприятий не было. Поэтому грузинский фактор в политике Южной Осетии исчез, за исключением вот этих Женевских дискуссий, которые могут продолжаться вечно».
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
