«Глупеем понемногу», – вздохнул коллега, закрывая вкладку браузера, где сообщалось, что Грузия вновь соскользнула вниз в рейтинге Международной программы оценки образовательных достижений учащихся (PISA). Результаты 15-летних подростков из Грузии оказались ниже среднего показателя по странам ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития). Самым обидным общественности показались проблемы с пониманием прочитанного (67 место из 81), а не с математикой или естественными науками, – особенно тем, кто не улавливал разницы между чтением и усвоением знаний. Десять лет назад многие возгордились, узнав из инфографики Economist, что Грузия входит в пятерку стран, где издается больше всего книг на душу населения, уступая лишь Великобритании, Словении, Тайваню и Испании. Чуть позже они носились по соцсетям с данными Института статистики ЮНЕСКО, где говорилось, что Грузия является мировым лидером (!) по количеству (16 335) библиотечных книг на тысячу жителей. К слову, в той же публикации отмечалось, что Грузия вместе с Финляндией, Норвегией, Лихтенштейном и Гренландией – одно из пяти мест с абсолютной грамотностью совершеннолетних. И тут в очередной раз выяснилось, что в стране древних и славных книжных традиций, вроде бы набитой знаниями как Хранилище из «Основания» Азимова, учащиеся, как говорили в более прямолинейные времена, смотрят в книгу и видят фигу.
Часть экспертов (прежде всего – лоялистов) призывала отнестись к методике и результатам исследования с осторожностью, но оно все же подпортило министру образования Георгию Амилахвари кампанию, посвященную увеличению зарплат педагогов. По его словам, с 1 июля «при полной занятости рост составит минимум 500 лари [1 лари – 0.38 $]… в данном случае нередко подразумевается увеличение на 600, 700, 800, и это беспрецедентный шаг, который, как мы верим, является вложенной в педагогов инвестицией, чтобы они обеспечили лучшее, более качественное образование». Разумеется, никто не выступил против увеличения зарплат, но параллельное обсуждение итогов PISA-2022 создало неприятный для министерства фон – несмотря на серию инициатив последнего времени, сотни людей писали в социальных сетях, что правительство обязано делать что-то еще, что-то очень важное, и далеко не все они были активными сторонниками оппозиции. Некоторые критики негодовали так, словно им устроили выволочку на родительском собрании за плохое поведение сына-троечника, и об этом узнал весь мир.
Проект бюджета на 2024 год предусматривает увеличение выделяемых Министерству образования и науки средств на 262 миллионов лари (всего 2,3 миллиарда лари); на 627 миллионов лари больше получит Министерство труда, здравоохранения и социальной защиты (всего 7,7 миллиардов). Приоритет также отдан силовым структурам, где ожидается 20-процентный рост жалования, впрочем, в будущем году не обидят и других госслужащих; кое-какие прибавки достанутся и пенсионерам. В октябре 2024-го состоятся парламентские выборы, и предусмотренные проектом бюджета расходы во многом являются «предвыборными» – ничего неожиданного и принципиального нового в их увеличении нет. Важнее другое – политики практически не обсуждают рациональное использование средств, реализацию конкретных программ или индикаторы улучшения качества образования, предпочитая обмен хвастливыми репликами вроде «Мы дали больше денег!», «А мы дадим еще больше!» Хорошим примером может послужить постоянный рост объема средств, выделяемых на программу всеобщего здравоохранения, несмотря на исключение из нее лиц с высоким доходом (2017) и попыток отрегулировать тарифы (2019 и 2022). Она создавалась наскоро, в популистском запале, без углубленного анализа мотивов сотрудников клиник и пациентов, что привело к необходимости год за годом «заливать проблему» деньгами и принимать паллиативные меры, оглядываясь на раздраженных избирателей. Заимствуя метафору у автомехаников, можно сказать, что власти вынуждены без конца латать прожорливый и слабосильный мотор, поскольку не осмеливаются выбросить его, заменив новым. Расходы увеличиваются, но проблемы остаются, а порой усугубляются как в области здравоохранения, так и образования.
Увеличение зарплат 63,7 тысяч грузинских педагогов (87,5% из них женщины, 12,5% – мужчины) немного облегчит им жизнь, но едва ли окажет прямое влияние на качество преподавания, так как реформа системы взята в заложники популистской политикой. Вот уже два десятилетия запоздалые, но правильные в принципе, рекомендованные западными партнерами меры трансформируются под влиянием двух факторов: власти избегают непопулярных шагов и вместе с тем стремятся превратить систему в «генератор лоялизма», что неизбежно отражается и на кадровой политике, и на отношениях в треугольнике «школа-родители-ученик». Комментаторы, которые призывают прыгнуть выше головы с закрепленными на ногах кандалами политической конъюнктуры, болезненно воспринимая регресс в сфере образования, не всегда понимают, что она по определению не может быть передовой в экономически и технологически отсталой, не вполне демократической стране.
Не исключено, что, увеличив зарплаты за 100 дней до выборов, правящая партия приобретет дополнительные голоса, тем более что низкие доходы преподавателей рассматриваются почти всеми критиками как главная причина проблем в средней школе. Кое-кто искренне верит, что увеличение зарплат автоматически ведет к улучшению мотивации и пробуждает скрытые навыки, хотя теория и практика менеджмента не позволяет делать такие выводы, даже если рост доходов высвобождает какое-то время и энергию, которые раньше поглощала борьба за существование. Многие преподаватели – это, разумеется, не касается тех, кого в более романтичную эпоху называли подвижниками, – подобно своим ученикам прилагают лишь необходимый минимум усилий для того, чтобы преодолеть или обогнуть очередные барьеры – пройти аттестацию, набрать кредит-баллы, отметиться на тренинге по повышению квалификации. Отношение к этой части профессиональной деятельности неосознанно и неизбежно переносится на работу в классе, где многое делается «для галочки» как преподавателями, так и учениками.
Критики десятилетиями призывают «повысить престиж профессии», но не указывают как именно. Материальное стимулирование в бедной стране имеет свои пределы, здравицы в адрес «наших заслуженных педагогов», как правило, пафосны и скучны, мейнстримные СМИ мало интересуются их достижениями, а в высших стратах общества их обычно рассматривают как лузеров. Уже в позднесоветский период многие считали педагогические институты прибежищем провинциалок, не способных достичь чего-то большего, а переход в школу с другого места работы - неудачей. Сентиментальные речи о «наших любимых учителях» (нередко действительно любимых) не могут изменить и даже замаскировать это отношение. И, наконец, пресловутое повышение престижа едва ли выгодно политической элите; результатом работы компетентных, исполненных достоинства преподавателей станет появление новой генерации избирателей – вдумчивых, критически мыслящих и не оглядывающихся поминутно на кнут и пряник в когтистых лапах правительства, как это делают сегодня многие учителя, которые неосознанно используют те же методы поощрения и наказания и приучают к ним подростков. Современные политики вряд ли задумываются над данным аспектом, но лишь движутся по накатанной колее, проложенной архитекторами местного авторитаризма десятилетия назад – определяя место педагогов в обществе они, по сути, создавали еще одно средство контроля над ним. Стоит вспомнить, что после революции 1848 года одной из главных мишеней реакции в Пруссии стали преподаватели, взрастившие вольнолюбцев; систему начали переделывать так, чтобы привести лучших представителей профессии к общему знаменателю.
Ее престиж был выше в эпоху подъема национальных чувств и модернизации, когда учителя (и хронологически, и по взглядам) стояли ближе к архетипическим фигурам просветителей, которые боролись с неграмотностью и русификацией и, в соответствии с духом времени, провозглашали ученье светом, а неученье тьмой. В художественной литературе и мемуарах человечность и патриотизм любимого наставника противопоставлялись мертвящей атмосфере (п)русской школы, муштровавшей будущих верноподданных – до перехода к всеобщему среднему образованию он мог находиться как вне системы, так и внутри нее. Во втором варианте, который вскоре стал единственным, педагог начинал работать на монструозном конвейере, призванном штамповать усредненные детали для механизмов тотального государства, и лучшие учителя действительно совершали подвиги, спасая талантливых воспитанников от этой стандартизации. Но их будущее все же не принадлежало им в полной мере; оно, как виделось тогда, должно было соответствовать целям, которые формулировала империя или нация (в зависимости от лояльности конкретных субъектов). В позднесоветский период значительная часть педагогов ретранслировала в школах национально-освободительные, а порой и радикально-националистические нарративы, и они, как правило, все так же были замкнуты на идеях служения и жертвы, подчинения интересов индивида общенациональным интересам, тогда как многие старшеклассники тянулись (и) к личной независимости. Но до повсеместного распространения фразы «Я никому ничего не должен!» было еще далеко, тогда она показалась бы наглым вызовом общему делу.
Исследование PISA-2022 указало и на социальный аспект проблемы – провинции уступили столице, учащиеся частных школ, где учится 10,5% из 634,3 тысяч грузинских школьников превзошли сверстников из государственных. Многие из их преподавателей овладевали профессией в годы распада госинститутов, войны, хаоса, нищеты и позже не сумели повысить компетентность в ходе интенсивных, но зачастую плохо продуманных тренингов. Им трудно понять саму проблему адаптации старых методик к развитию информационных технологий, изменяющих восприятие молодежи, хотя иногда они чувствуют, что зубрежка в XXI веке утратила смысл. Большинству родителей, выросших в столь же тяжелых условиях, не хватает времени и терпения, некоторым из них не удается решить задачи из программы младших классов и хоть что-то объяснить отпрыскам (в школьных группах можно откопать вопиющие примеры), порой им проще накричать на них или на последние гроши нанять репетиторов, чем вникнуть в суть проблемы.
Еще один негативный фактор очень трудно нейтрализовать даже совместными усилиями родителей и педагогов. Оглядываясь вокруг, подростки выискивают истории успеха, примеры для подражания и, обнаружив их, видят, что прилежная учеба в школе или вузе помогла далеко не всем. В случае спортсменов и артистов, в фотографиях которых утопают социальные сети, первостепенное значение придается развитию профессиональных навыков. Если в их интервью и упоминаются учебные заведения, то обычно лишь как среда общения, место встречи с друзьями и учителями, которые были добры к ним. Отечественная политика забита родственниками, приятелями, прислужниками, прихлебателями, как вагон метро в час пик, и даже если кто-то из них прилежно учился или когда-то написал хотя бы одну (анти)научную статью, все понимают, что не это определило его судьбу и его всегда может обскакать пронырливый конкурент со связями. В бизнесе и на госслужбе дело обстоит немного сложнее – компетентные сотрудники и советники вроде бы нужны, но авторитарные руководители, как правило, подчиняют их себе, превращая если не в крепостных, то в «вечных заместителей». Вторая роль с «ограниченным суверенитетом» может привлечь представителей низших социальных слоев, но и в данном случае связи важнее багажа знаний и умения ими пользоваться. В стране нет сфер свободных от клановости и непотизма. У отличников, которые не сумели закрепиться в системе патрон-клиентских отношений, намного меньше шансов пробиться, чем у тех, кто расчетливо выбрал «вторую половинку» или оказал услугу каким-нибудь влиятельным негодяям. В таких условиях ученики редко видят в прилежной учебе залог будущего успеха, особенно если речь идет о предметах, которые, по их мнению, не понадобятся. Как и в других бедных странах, особняком стоит изучение иностранных языков, прежде всего английского – это билет в вольный, зажиточный мир и к нему тянутся многие. Одни родители, мотивируя школьников, убеждают их, что для получения такого «билета», «путевки в жизнь» необходимо прилежно изучать все предметы, другие – не уделяют им должного внимания, но контролируют (не)успехи в английском.
Просмотрев результаты PISA-2022, можно заметить, что первые места в рейтинге занимают страны, где так или иначе актуальна меритократия, исходя из принципов развития свободного общества или конфуцианской традиции. Пока «формула успеха» в Грузии связана с доминирующими поведенческими паттернами последних 50 лет, прилежная учеба продолжит казаться большинству подростков в лучшем случае вспомогательным инструментом, особенно если о важности образования с ними будут беседовать бедные, стареющие люди, которые плохо выглядят, увязают в долгах и боятся завтрашнего дня. В их настоящем нет ничего хотя бы отдаленно похожего на успех, а их прошлое мало интересует большую часть современных школьников, как и тысячи пыльных, стремительно устаревающих книг.
Как и в политике, власть учителя в классе (можно стеснительно заштриховать данный термин, но это все-таки власть) нуждается в легитимации – формального статуса, которым его наделяет администрация школы, недостаточно. В XXI веке авторитету учителя потребовались новые опоры, поскольку он уже не воспринимается как представляющий цивилизацию хранитель уникальных знаний – в наши дни они «гуглятся» за пару секунд. Он также не может установить режим палочной дисциплины, так как общество стало намного более чутким к нарушению прав детей. В профессиональной среде иногда встречается выражение «не удерживает класс» – его используют, когда учебный процесс становится крайне неэффективным из-за излишней мягкости или, наоборот, истеричной строгости преподавателя. Во втором случае речь, как правило, идет о судорожных попытках реконструкции авторитарной вертикали, которая постепенно рассыпалась вместе с информационной монополией взрослых на фоне отмены унизительных наказаний. Это стремление к «возрождению диктатуры» показалось бы нелепым и смешным, если бы не калечило школьников, отбивая у них желание учиться. Самым действенным средством укрепления авторитета педагога в новых условиях является (если использовать политологический термин) харизматическая легитимность вкупе с применением современных, демократичных методик. Можно долго спорить о том, предоставят ли они ученику большую степень интеллектуальной и личностной независимости, чем готовы признать за ним государство, общество и родители, которые зачастую также способствуют разрушению авторитета педагога и школы.
Дети в Грузии едва ли не обожествлены – страшные потери во Второй мировой, снижение рождаемости в ходе урбанизации, жертвы конфликтов 90-х, уличных разборок и другие факторы отложились в коллективном бессознательном и заставили большинство родителей не только опасаться за жизнь своих отпрысков, но и видеть угрозу в любом действии, которое касается их, если оно не сдобрено умилением. Многие, вероятно, замечали, как внимательно часть родителей подсчитывает «лайки», поставленные фотографиям их детей, более того, отмечает, кто их проигнорировал и очень болезненно реагирует на равнодушное отношение. На поверку оно может оказаться попросту сдержанным и корректным, но, тем не менее, считается грубым, поскольку правильной, стандартной реакцией по умолчанию является неуемный восторг. В таких стартовых условиях разговоры преподавателя или директора с родителями порой напоминают разминирование, а замечание «обезболивается» комплиментами вроде «Он очень добрый, талантливый, но…» Эпиграфом к этому методу может послужить традиционная фраза известного психиатра, которому должны быть благодарны многие влиятельные семьи: «С ним все хорошо, но он слегка устал (поволновался, принял близко к сердцу)», актуальную даже если фигурант с хохотом швырял старый мейсенский фарфор с балкона, целясь в прохожих. Учитель, как сапер, ошибается один раз и нередко, вознамерившись превратить родителя в союзника, делает из него врага, убежденного, что к его ребенку придираются какие-то полоумные лузеры. Часто такое отношение компенсирует ограничение личностной автономии подростка и нарушение первой «заповеди» великого педагога Януша Корчака: «Не жди, что твой ребенок будет таким, как ты, или таким, как ты хочешь. Помоги ему стать не тобой, а собой». Впрочем, многие родители считают, что современная Грузия слишком непредсказуемое и опасное место для того, чтобы подросткам было предоставлено право свободного выбора профессии и судьбы.
Все проблемы, которые касаются их даже косвенно, воспринимаются очень эмоционально (а эмоциональность компенсирует бессилие и некомпетентность). К примеру, в ходе обсуждения результатов PISA-2022 в Facebook появился характерный комментарий – в нем говорилось, что классная руководительница (или руководитель; установить это из текста невозможно, так как в грузинском нет рода, но проще предположить первое, поскольку свыше 80% учителей – женщины) создала кружок изучения внеклассной литературы, но родители пожаловались дирекции, и учительница едва не лишилась работы. Десятки людей в эмоциональном порыве так, словно в первый раз посмотрели фильм «Общество мертвых поэтов» (1989), бросились клеймить злобных и тупоголовых родителей и бездушных администраторов, не задумываясь о том, что сюжет выглядит странно. Создание клубов для углубленного изучения предметов – обычная и вполне легальная практика; наряду с другой деятельностью, она позволяет педагогам набирать кредит-баллы, необходимые для повышения статуса. В погоне за ними некоторые недобросовестные учителя даже создают фиктивные клубы, наполняют свои блоги каким-то бессмысленным контентом и т. д. Создание клубов, как правило, приветствуется администрацией, и родителям попросту не на что жаловаться, если участие детей в их работе является добровольным, бесплатным и с ними обращаются хорошо. Что именно взволновало родителей? Почему администрация едва не приняла крайние меры? Тем, кто задумается над этими вопросами, может показаться, что история не так однозначна, но их, вероятно, не задаст никто, не увидев причины для противопоставления своих сомнений эмоциональному порыву десятков людей, не знакомых с ситуацией, но захваченных волной Virtue Signaling, спешащих продемонстрировать свою добродетель и присоединиться к одобренному обществом мнению. В других группах их сограждане рассказывали похожие драматичные истории о тупоголовых и злобных педагогах (и, конечно же, о бездушной дирекции – она в эти дни неизменно выступает в роли мишени №2), и к ним тоже тянулись люди, искавшие объект, на который можно было излить досаду, вызванную не только позорными результатами PISA-2022, но и ощущением безысходности, что неотвязно следует за мыслями об отечественном образовании, а чаще – об отставании собственных отпрысков – таких талантливых, таких богоподобных. Здесь, наверное, стоит задать третий вопрос: «Кому выгодно, чтобы объектами ненависти или насмешки в многочисленных историях, усеявших социальные сети, становились анонимные родители, учителя, директора, а не конкретные политики ответственные за реформу системы образования?» Да, именно так это и работает: создание подобных громоотводов для эмоций – рутинная практика пропагандистской машины.
Главным ресурсом, подпитывающим замаскированный авторитаризм гибридных режимов, является бесконечное и в общем-то безнадежное бегство большинства граждан от рефлексии. Обычно должно случиться что-то действительно страшное, чтобы учителя, родители или ученики (прежде всего – старшеклассники) задумались о том, как они ведут себя и почему дела идут плохо. Нередко треугольник их взаимоотношений приобретает совершенно патологические, «бермудские» очертания. С одной стороны – педагог, компенсирующий дефицит знаний и навыков истеричным давлением на учеников и страшно боящийся падения на дно социальной бездны, до которого и так недалеко. С другой – задерганный и такой же авторитарный родитель, не имеющий ни малейшего представления о процессе становления личности и о своей роли в нем – порой он сводит ее к покупке внеочередной пиццы и готовности защищать ребенка от воображаемых угроз, не различая при этом большинство реальных. С третьей – школьник, рано научившийся лгать, изворачиваться, подавлять слабых и прилагать минимум усилий «для галочки». Зачастую дирекция, обеспечивая стабильность, лишь поддерживает баланс внутри многочисленных «треугольников», ревниво следя за тем, чтобы к разрешению конфликтов не привлекались внешние силы. Все это вполне соответствует состоянию государства и общества, той самой «средней температуре по больнице».
Миллионы раз было сказано, что качественное образование едва ли не единственный ресурс, который может обеспечить Грузии достойную жизнь в XXI веке. Избирателям нравятся соответствующие лозунги, и они мечтают о лучшем будущем для своих детей. Безусловно, можно перепланировать бюджет, выделить на образование ассиметрично большие средства (прецеденты в мировой истории есть), выписать из-за рубежа лучших консультантов и менеджеров, увеличить зарплаты, провести тысячи новых тренингов, отполировать инфраструктуру. Распалив фантазию, можно даже представить, что руководители других ведомств поддержат такую политику, как в начале XIX века, в Пруссии, где в основу реформы Гумбольдта была положена идея компенсации утраченных в катастрофической войне ресурсов за счет интеллектуального прорыва, обрамленная знаменитыми высказываниями вроде «Безопасность зиждется на поэзии», «Если наши внуки когда-нибудь станут свободными, это произойдет благодаря филологии» (Гнейзенау, Нибур и др.). Но патетика не поможет. Проблема не только в общей расхлябанности государства, непотизме или влиянии популистской конъюнктуры: хорошая школа невозможна без искренней заинтересованности в развитии подростков и человечности – ее дефицит нельзя преодолеть лишь благодаря улучшенной подготовке кадров. Свеча не горит в вакууме, а школьная атмосфера неотделима от общественной. Нельзя получить школы, «как в Финляндии», продолжая жить в режиме тотальной поляризации, ненависти и лжи. И нельзя отмотать время назад и превратить школу в казарму, в тюрьму или в фабрику по производству патриотов, сияющих от пафоса вбитых в их головы мифов и лозунгов. Почти все понимают, что необходимы новые методы, нацеленные на развитие независимой, творческой, уникальной, а не усредненной личности, но не задумываются о том, каково ей придется в такой жизненной среде. Проблемы следует рассматривать в комплексе, а чтобы осуществить успешную реформу системы образования, в этой стране нужно изменить практически все.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум