Прошло почти три недели с той ночи, когда в Сухуме во время пожара сгорели практически все фонды Национальной картинной галереи – около 4000 живописных и скульптурных работ. За это время в Абхазии побывали ведущие российские реставраторы. О том, что удалось сохранить и в каких условиях хранятся пострадавшие от пожара картины «Эху Кавказа» рассказал директор галереи Сурам Сакания.
– Сурам, по прошествии определенного времени после пожара, можно ли подвести какой-то итог и сказать, что на сегодняшний день у вас осталось? Сколько картин, какова ценность того, что осталось, и какова ценность того, что погибло?
Без необходимого оборудования серьезные реставраторы навряд ли будут работать
– Реставраторы из России произвели консервацию 60 работ. По нашим спискам уцелели 142-144 картины. Почему я говорю 142-144? Потому что некоторые полноформатные работы наполовину сгорели. Все, что можно было, законсервировали. Над ними дальше надо будет работать в ближайшие, может быть, полгода. Мы ожидаем, что летом могут приехать педагоги-реставраторы из разных российских вузов со своими студентами. И наши реставраторы вместе с ними будут работать в Абхазии. На коленях реставрировать нельзя, должны быть приборы, инструменты, место, освещение, микроклимат – все должно быть соответствующим. К сожалению, у нас этого нет, а без необходимого оборудования серьезные реставраторы навряд ли будут работать.
Что касается художественной ценности – то, что осталось, теперь имеет для нас большую ценность. Когда у нас были работы Бубновой, Чачба-Шервашидзе или неизвестных европейских художников XIX века, эти работы могли быть второстепенными. Теперь, когда эти работы оказались в сохранности, они заняли ведущее место. Надо сказать, что нас не пускают в наше помещение, так как мы после пожара под следствием. Но мы думаем, что в нашем помещении под завалами еще какие-то работы могли сохраниться, например, керамические фигурки Валентины Хурхумал, потому что некоторые из них сделаны из фарфора, они не горят, хотя под дождем, под горячим воздухом, под пламенем могли потрескаться. Вполне возможно, что и графические какие-то работы могли там уцелеть, потому что несколько картин Варвары Дмитриевны Бубновой сохранились, хоть частично. Мы допускаем, что еще какие-то работы можем найти.
– Правильно ли я вас поняла, что в данный момент здание, в котором была Картинная галерея, опечатано, но там остаются какие-то работы, и что никто эти завалы не расчищает? Вы как директор Картинной галереи как относитесь к этой ситуации? То есть эти работы продолжают там под открытым небом гнить, портиться, и никто их не достает? О них не заботятся?
– Я очень плохо к этому отношусь. Скорее всего, милиция или служба безопасности их охраняют, это они опечатали помещение, и поэтому туда нет доступа. Нам говорят, что из Москвы приедут специалисты по пожарной безопасности, они должны что-то там определить, и только после этого нас могут туда допустить.
– А за это время что будет происходить с теми произведениями искусства, которые там есть?
– Могу сказать, что за это время, если там сохранились какие-то обрывки работ на бумаге или на холсте, то, конечно, под действием сырости они будут портиться. Мы нервничаем, не знаем, что делать.
– Вы ставите этот вопрос перед руководством? О каких временных рамках они говорят?
– В ближайшее время, только так они отписываются. Конечно, мы ставим этот вопрос перед своим министром, больше нам не перед кем его ставить.
– Странная ситуация… Сурам, известно, что в фондах Картинной галереи были коллекции. Практически полностью погибла коллекция работ Александра Чачба-Шервашидзе. Но также известно, что была коллекция Владислава Григорьевича Ардзинба. Расскажите, что в этой коллекции было, и что от нее осталось?
– Фактически ничего не осталось. Во времена, когда президентом был Владислав Григорьевич, какие-то работы неизвестных художников закупали из частных рук. О них можно было только сказать, что это французская школа, немецкая школа или какая-то еще. Их авторы неизвестны, но по стилю письма, по манере, по холсту их можно было определить, как работы 19 века. Конкретно каких-то авторов у нас не было. Но, тем не менее, вы же знаете, что работы XIX века купить не просто, они стоят очень дорого, продаются в российских магазинах антиквариата, и это достаточно дорогое удовольствие. Эти работы поступили к нам с помощью закупа во времена президента Владислава Григорьевича (Ардзинба).
– Сколько там было работ?
– Работ, наверное, десять. Мы несколько раз делали выставки Бубновой, Чачба-Шервашидзе, и одели их достаточно прилично, чтобы можно было выставки проводить, поэтому мы их все держали в одном помещении. А крупноформатные работы у нас хранились в другом помещении. Вот как раз это последнее пожарники сумели защитить. В районе 10 часов утра, когда огонь уже подступал туда, они помогли нам из огня и дыма их вытащить.
– А еще какие-то коллекции были?
Мы собирали работы разных художников по возможности, где можно было платить, платили, а где-то можно было, получали бесплатно. И таким образом собрали около 4 тысяч работ
– Да. Например, работы Евгения Котлярова. Это был очень принципиальный художник. Он в одно время был членом закупочной комиссии. Его работ у нас было очень мало. Я предложил через Министерство культуры закупить его работы. Он мне тогда сказал, что не может халтурные работы нам продать. Это единственный человек, который так вот открыто мог такое сказать. Почему? Потому что он под малых голландцев работал, его работы покупали и за счет этого бедный художник выживал. После смерти огромное количество его работ поступило к нам, причем они все были оформлены. То же самое было, скажем, с Писарчуком. Когда он умер, жена передала нам огромное количество его работ. Мы собирали работы разных художников по возможности, где можно было платить, платили, а где-то можно было, получали бесплатно. И таким образом собрали около 4 тысяч работ. К сожалению, так случилось, что мы не смогли их спасти.
Сгоревшее наследие абхазской Национальной картинной галереи
– А коллекция работ скульптора Марины Ефремовны Эшба была у вас?
Нам негде было их держать. Там, где мы работали, там же и работы ставили, в коридоре работы ставили. Конечно, их так нельзя было хранить, это преступление
– Да, у нас были скульптуры Марины Эшба. После ее смерти мы взяли из ее мастерской десять работ. Это были гипсовые и керамические работы. Все, что можно было взять, мы взяли из ее мастерской. Там были и работы из дерева. Деревянные работы сгорели, а гипсовые после огня, дождя и полива пожарными не сохраняются, гипс быстро разрушается. Вы же к нам приходили и видели, что нам негде было их держать. Там, где мы работали, там же и работы ставили, в коридоре работы ставили. Конечно, их так нельзя было хранить, это преступление. Но мы думали о том, что, если сейчас не собрать, то потом вообще не соберем, поэтому мы шли на это нарушение. Мы думали, что не сегодня, так завтра начнутся ремонтные работы и у нас будет свое помещение, тогда все это можно будет по полочкам расставить. Но не успели.
– Вы сказали, что 60 работ законсервированы, а остальные?
– Остальные, как нам сказали российские реставраторы, без повреждений, на них только осыпь от штукатурки, их могут почистить наши ребята. У нас есть три профессиональных реставратора – это Анзор Сакания, он окончил факультет реставрации Института имени Репина Академии художеств СССР; Леонид Еник, окончил факультет реставрации тбилисской Академии художеств; и молодая девушка Милена Габлия, недавняя выпускница факультета реставрации Института имени Штиглица (Санкт-Петербург).
– Сурам, сейчас вы временно находитесь в здании Национальной библиотеки. Все уцелевшие работы здесь складированы. Но их нельзя здесь ни хранить, ни реставрировать. Какие перспективы у Картинной галереи? Что-нибудь правительство вам обещает? Чем-нибудь помогает?
– На встрече с премьер-министром (Александром Анкваб) был очень серьезный разговор. Мы просили и требовали, чтобы в том здании, которое когда-то нам было выделено, начались ремонтные работы. И на следующий день из Управления капитального строительства пришли несколько групп, там была министр культуры и охраны культурного наследия и я. Мы осмотрели здание и пришли к тому, что можно на первых порах отремонтировать второй этаж для Картинной галереи. В ближайшее время проектно-сметную документацию они представят премьер-министру, чтобы деньги начали выделять. На сегодняшний день это так. Насколько это продвинется, время покажет.
– Вы сказали о том, что ведется следствие. Есть ли уже какие-то данные о причинах пожара?
Когда крышу нам делали, все старые провода мы заставили обрезать, чтобы на нашей стороне на чердаке никаких проводов не было. И поэтому у нас ничего не могло гореть
– К сожалению, мы не знаем, но, когда я из деревни приехал во время пожара, наверное, примерно в половине десятого, пожарники, и, по-моему, даже милиционеры сказали, что пожар начался на чердаке банка. Дело в том, что на нашем чердаке электропроводки не было. В декабре 2012 года наша соседка чуть не устроила нам пожар, тогда пожарники раскромсали крышу и нам сделали новую крышу. Когда крышу нам делали, все старые провода мы заставили обрезать, чтобы на нашей стороне на чердаке никаких проводов не было. И поэтому у нас ничего не могло гореть. И соседи тоже говорили нам о том, что есть какие-то видео, на которых дым и огонь виден именно в том конце здания, где был банк. Когда я приехал, в том крыле уже огня не было, горело наше крыло. Но это же невозможно, чтобы с половины четвертого утра у нас горел огонь, а у них уже все выгорело.
– Скажите, пожалуйста, Сурам, это здание по улице Пушкина, о котором вы упомянули, и в котором сейчас должен начаться ремонт, насколько я помню, оно было выделено Картинной галерее сразу после войны при Владиславе Григорьевиче Ардзинба.
– Да, нам его тогда выделили, но только в 1999 году официально передали, потому что там были какие-то медицинские учреждения. Пока они не перешли, официальную документацию не сделали. После того, как они ушли, вся эта территория площадью 2483 квадратных метра была на нас оформлена. Но должен вам сказать, что через некоторое время на нее начали претендовать какие-то люди. Надеюсь, что государство отстоит эту территорию и здание, которые когда-то были выделены и закреплены за нами.
– Сурам, а сейчас, на ваш взгляд, насколько руководство Абхазии обеспокоено сохранением культурного наследия?
После пожара был ажиотаж вокруг пожара, имени Чачба-Шервашидзе и Бубновой, и они как будто бы проснулись
– После пожара был ажиотаж вокруг пожара, имени Чачба-Шервашидзе и Бубновой, и они как будто бы проснулись. Но я человек в этом вопросе пессимистичный, особенно в этом не уверен.
– Скажите, был ли за эти три десятилетия в Абхазии хоть один президент, который бы не знал о том, в каком катастрофическом состоянии находится Картинная галерея и национальные фонды изобразительного искусства?
– Такого президента в Абхазии не было. Все знали, начиная от первого президента.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
Форум