Почему мы говорим о предателях?

Предатели, предателей, предателями, о предателях… Если верить статистике Google за минувший месяц, предатели и предательство были упомянуты в публикациях на грузинском языке около 20 000 раз, и это без учета многочисленных комментариев в соцсетях, а также упоминаний Иуд, вонзенных в спину ножей и так далее. К изменяющим друг другу героям сериалов, супругам, любовникам или нечестным партнерам по бизнесу относится в лучшем случае четверть этих слов, остальные связаны с политикой и историческими событиями. Тем, кто исследует более длинный период времени, вероятно, покажется, что страна наводнена предателями и они неустанно вредят, саботируют и строят козни. Впрочем, не исключен и другой вывод: коллективное сознание увязло в паранойе, а рассуждения об изменниках позволяют успешно маскировать собственные недостатки, ошибки и преступления. Почему грузины так часто ищут предателей и так много говорят о них?

В детстве мифы, легенды и фантазии возбужденных историков убеждали нас, что в честном бою героев не победить. Но подлый Эфиальт провел персов в тыл к спартанцам, а мерзкий Ганелон предал Роланда. Интересно, что во французских средневековых поэмах можно обнаружить целый род Ганелонидов – считалось, что согрешивший предок обрек их на жизнь трусливых изменников, которые не позволяют добру одержать окончательную победу. Джуаншер писал о гибели Вахтанга I Горгасали: «Какой-то перс пустил ему в грудь стрелу…», рана оказалось тяжелой, и после победоносной битвы царь от нее умер. Но поиск в сети показывает, что беллетристы и читатели предпочитают другую версию, согласно которой роковой выстрел произвел предатель, знавший, что кольчуга царя порвана под мышкой. Не в самой корректной с научной точки зрения, но очень популярной книге историк Леван Саникидзе писал: «Вспомнил царь, что такие отвратительные, по-змеиному неподвижные глаза были у его слуги. Потом он исчез, пропал куда-то. И тогда он понял, что тот изменил грузинскому, приник к персидскому… Или вовсе не был грузином… Хм, число предателей на этом свете неисчерпаемо». Коварный изменник востребован в большей степени, чем банальный персидский лучник. Если полистать французские публикации XIX-XX веков о Жанне д`Арк, может показаться, что читателей прежде всего интересовало, предали ли ее комендант Компьена Гильом де Флави, советники короля, да и сам Карл VII до того, как на суде она предстала перед олицетворением измены – епископом Кошоном. Правда, выражение его глаз обычно не описывалось. Англичанам уделяли меньше внимания – враги есть враги, что с них взять; с бургундцами дело обстояло сложнее.

Все это имеет к исторической науке лишь косвенное отношение. Измена нации и ее интересам, само понятие национального суверенитета были неведомы людям Средневековья, которые определяли себя как вассалы (или как крепостные) крупного феодала или монарха и как последователи той или иной религии. Их гнев мог вызвать сменивший вероисповедание ренегат или нарушивший клятву верности аристократ, хотя они наверняка попытались бы выяснить, не пренебрег ли обязательствами его сюзерен. Архетипическим предателем в Грузии считается клдекарский эристав Липарит Багваши, причем массовое сознание иногда сливает воедино Липарита IV (конфликт с Багратом IV) и Липарита V (конфликт с Давидом IV Строителем), хотя как минимум в первом случае история выглядит неоднозначной даже с точки зрения авторов, которые проецируют на прошлое свои представления о национальном государстве и «болеют» за центральную власть – у них при столкновении с феодалами царь практически всегда прав. Эта традиция восходит к эпохе абсолютизма и усилена на «одной шестой части суши» Сталиным (см. беседу с Н. Черкасовым и С. Эйзенштейном о фильме «Иван Грозный»). Липарит IV пытался выбить арабов из Тбилиси, пленил эмира, но царь освободил его, а позже, когда столица едва не была взята, заключил с ним мир, не поставив Липарита в известность. Обострение конфликта вызвали и другие причины. Для современных авторов все становится на свои места лишь с того момента, когда Липарит IV обратился за помощью к кесарю, поскольку это позволяет им называть его «предателем» и «агентом Византии». Лишь самые совестливые вспоминают о том, что раньше он бил и византийцев, а позже сельджуков (но затем попал к ним в плен), а однажды побил и викингов, которых во главе (возможно) с Ингваром Путешественником привел на поле Сасиретской битвы Баграт IV. Но вряд ли кто-нибудь из них начнет рассуждать о том, что в ту эпоху феномен предательства воспринимался иначе – аудитория может не понять.

Ключевой работой XIX века, которая рассматривает исторические события сквозь призму измены, стало сочинение Александра Орбелиани о Крцанисской битве. Князь сделал для страны много хорошего, содействовал просветительскому движению, развитию театра и прессы, участвовал в заговоре 1832 года против российского владычества, однако его исторические исследования были весьма спорными. Он считал, что Ираклия II окружали сонмища предателей – с одной стороны, условная «армянская партия» с мощной агентурой, якобы мечтавшая об ослаблении грузинской монархии для присоединения Южного Кавказа к России, с другой – Гарсеван Чавчавадзе с присными, работавший в интересах той же России, с третьей – обиженные на царя аристократы, распространявшие ложные слухи, и так далее. Кульминационный момент описан так: побежденный в первом столкновении Ага-Мохаммед-хан решил отступить, но благодаря предателям узнал, что грузинское войско немногочисленно. Это видение усиливала еще одна версия, которую Орбелиани не мог развить в полной мере из-за российской цензуры, но она была популярна среди современников. Согласно ей, русские предательски, намеренно уклонились от выполнения обязательств по защите восточной Грузии, чтобы с легкостью присоединить ее после разорения персами. Российские авторы, оспаривая это мнение, утверждают, что инструкции Екатерины II генералу Гудовичу запоздали из-за бюрократических проволочек и медленной связи той эпохи, но найти согласного с ними грузина практически невозможно.

«Мы знаем из исторических книг, что у Грузии всегда было много предателей. Сегодня они каждый день выступают по телевидению. У Грузии, наверное, всегда будут предатели, но у нашей страны всегда были и обязательно будут герои», – сказал Михаил Саакашвили 23 августа 2011-го и, возможно, сам того не желая, описал фундамент, на котором в современной Грузии выстраивают ключевые политические нарративы. Начать, вероятно, следует со слова «всегда», чтобы убедиться, что «далеко не всегда». В прежние века измена рассматривалась в тесной связи с «оскорблением величества» (crimen laesae majestatis), особы суверена, наряду с насмешками над его изображением, мятежами, сговором с его врагами и так далее. Лишь в Новое время началась медленная трансформация, кульминационной точкой которой стал процесс над Людовиком XVI (суд над Карлом I в Англии также важен, но там была особая специфика). Когда одни революционеры доказывали, что король совершил те или иные преступления, наиболее последовательные якобинцы во главе с Сен-Жюстом, как это описал в одной из лекций Мишель Фуко, твердили, что «Людовика XVI нельзя подвергнуть наказанию изменников и заговорщиков именно потому, что такое наказание предусмотрено законом; в таком качестве оно является следствием общественного договора, и законно применить его возможно лишь к тому, кто подписывался под этим договором… Король же, напротив, никогда, ни единожды не подписывался под общественным договором. И потому к нему не могут быть применены ни его внутренние положения, ни положения, которые из него вытекают. К королю нельзя применить ни один из законов общественного тела. Он – абсолютный враг». Тем не менее в приговоре были упомянуты конкретные преступления, в том числе и измена (в связи с попыткой бегства из страны). Вероятно, именно он и стал водоразделом между феодально-монархическим и современным пониманием измены, которое налилось новыми, зловещими смыслами в эпоху тоталитаризма. Статья 307 о государственной измене просуществовала в УК Грузии до 2007 года, в ней говорилось, что госизменой считаются преступления, перечисленные в ст. 308-315 и 318-319 – шпионаж, саботаж, мятеж и так далее. Они остались в Кодексе, но 307-й статьи и словосочетания «государственная измена» в нем больше нет. Оно утратило юридический смысл, но сохранило пейоративную нагрузку.

В рамках любого национального мифа – грузинского, русского, французского, польского, армянского – своя нация рассматривается как самая великая, и следовательно ее, подобно героям древних сказаний, нельзя победить в честном бою без содействия предателей. Наиболее известным из-за трагических итогов является немецкая «Легенда об ударе ножом в спину», согласно которой армия не потерпела поражения на поле боя, но была предана в 1918-м внутренними врагами (евреями, социал-демократами, коммунистами, «безродными штатскими» и так далее). Dolchstoßlegende играла важную и очень зловещую роль в нацистской пропаганде. Иногда основная ответственность возлагается на внешние силы. В польской публицистике встречается словосочетание «Западное предательство» и обвинения в адрес союзников в связи с поражениями и потерями Польши во Второй мировой, в том числе и с тем, что ее «отдали» Сталину на Ялтинской конференции, хотя Рузвельт вырвал у него все возможные обещания по будущему Восточной Европы и едва ли сумел бы сделать больше. Но, как правило, рассказ о предательстве объединяет обе линии – «внутреннюю» и «внешнюю».

Еще до того, как коммунисты принялись высмеивать меньшевиков, которые «трусливо сбежали в 1921-м, прихватив драгоценные иконы и рукописи огромного исторического значения», что-то похожее говорили грузины, отнюдь не симпатизировавшие захватчикам. Многие считали, что Грузии удалось бы отбиться, если б не негодные власти; это мнение широко распространилось и звучало приглушенно лишь потому, что речь шла о руководстве государства-жертвы агрессии. Такое писали и в других странах о правительствах, которые не смогли не организовать оборону и отправились в изгнание. Впрочем, слово «измена» употребляли редко, поскольку роль предателей в данном эпизоде исполняли грузинские коммунисты. В начале 90-х им припомнили все, и когда на митингах читали стихотворение Тинатин Мгвдлиашвили о тридцати сребрениках и тридцати пулях для предателей Грузии, слушатели рассматривали советских функционеров как главных обвиняемых наряду с лидерами сепаратистов. Сами коммунисты осторожно высказывались, что они не были коллаборационистами, а служили Родине, мобилизуя ресурсы советской системы для развития грузинской культуры и индустрии.

Студентов и старшеклассников тех лет интересовал феномен предательства, который подогревала с одной стороны политика, с другой религия, с третьей – литература. Они могли всю ночь спорить (автор тому свидетель), например, о стихотворении Михаила Квливидзе «Монолог Иуды». В архиве Радио Свобода есть передача (29.08.2001; цикл «Грузия глазами художника»), где поэт читает это стихотворение в переводе Евгения Евтушенко. Вот ключевые строки:

Предательство без низкого расчета возможно ли? Ответа Бог не даст,

Но Бог умрет навеки, если кто-то по предсказанью Бога не предаст.

И я решил, встав над собой и веком, лобзаньем лживым осквернив уста,

Пожертвовать Иисусом-человеком, спасая этим Господа-Христа.

Позже такие споры сошли на нет, а слово «предатель» стало слишком токсичным и отравляло примыкавшие к нему темы. Лидеры национально-освободительного движения часто называли предателями не только проводников интересов Кремля, но и тех, кто спорил с ними и хоть в чем-то им противоречил. Чемпионом в этом плане был Звиад Гамсахурдия, постоянно упоминавший агентов Кремля, КГБ, предателей и так далее. Сначала он и его сторонники избрали главной мишенью высокопоставленных коммунистов и «красную интеллигенцию», затем – лидеров конфликтовавших с Гамсахурдия партий и, наконец, бывшего премьера Тенгиза Сигуа и руководителя Национальной гвардии Тенгиза Китовани, поссорившихся с президентом. После того как Гамсахурдия был свергнут и два года спустя погиб, люди из его окружения написали тысячи текстов, в которых обвиняли в предательстве не только его противников, но и друг друга. Эти публикации породили в восприятии рядовых «звиадистов» формулу «Звиада предали все», и даже оппоненты вряд ли рискнут спросить их, не предал ли он сам кого-нибудь или не изменил ли по крайней мере прежним идеалам.

Когда в 2003-м «младореформаторы» вынудили уйти в отставку Эдуарда Шеварднадзе, который впустил их в политику и помог им выжить в окружении головорезов, поклонники его предшественника на посту Первого секретаря ЦК КП Грузии с удовлетворением отметили, что молодой и перспективный Шеварднадзе в 1972-м предал и сместил с поста Василия Мжаванадзе, но в конце концов с ним произошло то же самое. Сам Шеварднадзе манипулировал словом «предатели» реже, чем другие руководители республики, оставляя его пропагандистам, но это мало что меняло. Они называли причиной падения Сухуми измену «звиадистов», которые вместо того, чтобы прийти на помощь городу, выжидали, мечтая вернуть Гамсахурдия к власти. Те отвечали, что войну породило предательское намерение Шеварднадзе сдать Абхазию русской, а также тиражировали утверждения вроде «Цхинвали был уже взят [в 1992-м, до начала боев в Абхазии], но предатель приказал отступить» или «Грузины трижды брали город (деревню, высоту и тому подобное), но каждый раз приходил предательский приказ…» Обычно люди, которые говорили такое, не брали в жизни ничего тяжелее пивной кружки, но им охотно верили, поскольку проще свалить все на изменников, чем копаться в собственных недостатках.

Большинство граждан не сомневается в том, что страна нашпигована предателями, но многие из них, услышав слово «шпион», «агент» или «изменник», улыбаются и машут рукой так, будто речь идет о чем-то несерьезном. Постоянная эксплуатация этих слов политиками привела к стиранию грани между прямым значением и пейоративной нагрузкой. Михаил Саакашвили в данном аспекте больше напоминал Гамсахурдия, чем Шеварднадзе, часто клеймил изменников и даже незадолго до ухода с поста, говоря о пытках, заявил: «Везде могут оказаться садисты и предатели, я очень сожалею, что такие люди прокрались туда [в МВД] во время моего правления». Реплика о крадущихся садистах и затаившихся предателях выглядела вполне органично на фоне причитаний поклонников Саакашвили, повторявших, что он лишился власти (а в последующие годы не сумел вернуться к ней) из-за предательства бывших соратников. При этом на них не всегда указывали пальцем. Вот характерная реплика госпожи Лизы Ясько: «Сейчас я не скажу, кто был предателем, не назову имен. К тому же не думаю, что это как-то поможет Саакашвили, но знаю, что такие люди есть – предатели с нескольких сторон» (ТВ «Пирвели»).

«Грузинская мечта» расширила галерею изменников. Невозможно сосчитать, сколько раз ее руководители назвали предателями людей, которых сами же и выдвинули на высокие посты. В первую очередь это касается президента Саломе Зурабишвили и бывшего премьер-министра Георгия Гахария, немного реже они называли предателем экс-президента Георгия Маргвелашвили, изредка – бывшего премьера Георгия Квирикашвили, отстранившихся от «Мечты» депутатов, ее прежних партнеров по коалиции и так далее. Обычно лидеры правящей партии упоминают измену по отношению к «команде» или «принципам», но в тексте или подтексте почти всегда присутствует прямое указание или намек на то, что негодяи предали лично основателя «Грузинской мечты», их благодетеля и фактического правителя Грузии Бидзину Иванишвили, и в святотатственном акте было что-то от «оскорбления величества». История, описав круг, увязла в том же болоте.

Фрагмент выступления премьер-министра Ираклия Кобахидзе на торжественной церемонии, посвященной Дню независимости: «Неопытность общества и предательство политиков обошлись нашей стране потерей 20% территории… Единство народа и власти дало нам возможность сохранить в стране мир в течение минувших двух лет, несмотря на экзистенциальные угрозы и многостороннее предательство, в том числе и предательство президента Грузии». Вне зависимости от того, что сделала Зурабишвили и как Кобахидзе относится к ней, сцена была ужасной: военнослужащие стояли на площади и слушали, как верховного главнокомандующего обвиняют в предательстве, и церемония шла своим чередом. Премьер-министр поступил так не в первый раз – 30 апреля на мероприятии, посвященном 33-летию Сил обороны, он, говоря о Зурабишвили, сказал: «За нарушение конституционной присяги и измену стране все ответят перед Богом». В истории мировой политики нет аналогичных примеров – руководители других государств так не позорятся. Зурабишвили использует это слово реже, но на днях в обращении к грузинским дипломатам, коснувшись действий правительства, отметила: «Происходящее сейчас – измена профессионализму, измена тем людям, которые с первого дня независимости и ранее мечтали о европейском пути».

У обвинений в предательстве есть одно малоприятное свойство – они провоцируют ответ, их нельзя не отвергнуть, и при этом обычаи риторической эскалации вынуждают политиков говорить об оппонентах что-то не менее страшное. Если верить Данте, который поместил предателей в самый нижний, девятый круг ада, хуже предательства нет ничего, поэтому обмен мнениями сразу же приобретает узнаваемую форму: «Предатель!», – «Сам предатель!», – «Изменник!», – «Сам изменник!». «Иуда, Иуда, Иуда! А почему? Почему я – Иуда?!, – спросил в ходе одного из выступлений Эдуард Шеварднадзе. – Неужели этот человек меньше тебя сделал для твоей страны, твоего народа? Почему мы так оглупели, почему произошло такое перерождение, что ты можешь сказать человеку такое: «Ты Иуда!». Данный отрывок стал мемом чуть позже, чем исходная звиадистская кричалка «Шеварднадзе – Иуда!» Запись с удовольствием просматривают и те, кто считает бывшего главу государства предателем, и те, кто с ними не согласен. Смех обычно вызывают невинно-обиженное выражение лица и интонация в тот момент, когда он спрашивает: «А почему я?» Вторую фразу о глупости и деградации, как правило, отрезают, потому что ничего смешного в ней нет, и она может заставить задуматься.

Национализм на стадии усиления всегда рождает квазирелигиозную систему взглядов. В одной из статей, опубликованных лидером Национально-демократической партии Георгием Чантурия в журнале «Моамбе» (11.07.1988), говорилось: «Макиавелли пишет: «Когда дело касается интересов Родины, следует воздержаться от размышлений о том, справедливо ли то или иное решение, является ли оно милосердным или жестоким, похвальным или предосудительным; мы не должны считаться с каким бы то ни было мнением, принимая лишь те решения, которые способствуют ее существованию и свободе». Разумеется, это вовсе не отрицание морали и апология аморальности национальной политики, просто относительно второстепенное подчинено большему, самому главному – это и христианский, и разумный подход». К христианскому идеалу апеллировал и Мераб Мамардашвили, когда выдвинул на съезде Народного фронта противоположный тезис: «Если мы христиане, личная совесть подскажет нам, что выше всего находится светоч этой совести, то есть Истина, она выше (в том числе и) Родины. Потому что иногда мы считаем интересами Родины то, что на самом деле ими не является». Обожествление Родины, которому сопутствует толкование ее интересов коллегией харизматичных жрецов-популистов, подчиняет себе пространство между религией и политикой, заимствуя у них базовые структуры и термины. Краеугольный миф этого культа требует присутствия и главного предателя, и сонмища мелких (Ганелона и Ганелонидов, как во французском эпосе), чтобы акт предательства не прерывался ни на мгновение. Как отметил Иуда Искариот в стихотворении Квливидзе: «Бог умрет навеки, если кто-то по предсказанью Бога не предаст».

Про Мераба Мамардашвили часто говорят, что он не вписался в грузинскую политику; его сразу же обозвали «агентом КГБ», то есть патентованным предателем. Чтобы продвинуться, ему, вероятно, пришлось бы начать с утверждений вроде «Когда дело касается интересов Родины, следует воздержаться от размышлений», затем без тени сомнения определить, что является этими интересами, а что нет, после чего объявить предателями всех, кто с ним не согласен. Тогда бы он (или кто-то другой из тех, кто «не вписался») стал бы своим для грузинских политиков, более того, нашел бы общий язык с обвиненными им в измене, потому что их объединило бы стремление эксплуатации националистической квазирелигии в своих интересах. Наверное, хорошо, что он не смог поступить так.

Результаты поиска по высказываниям политиков за минувший месяц. Анна Нацвлишвили («Лело»): «Эти люди [из правящей партии] своими руками документально оформили предательство». Гурам Мачарашвили («Сила народа»): «Зурабишвили покоряет то дно, которое называется изменой Родине». Шалва Папуашвили («Грузинская мечта», председатель парламента): «Вы действуете в интересах иностранных держав. Вот если что-то и является предательством, то это открытое предательство». Тина Бокучава («Национальное движение»): «Противостояние на оппозиционном поле – предательство по отношению к общественному заказу». Ираклий Кобахидзе («Грузинская мечта», премьер-министр): «Это [выступление представителей грузинских НПО в Конгрессе США] было обычным предательством, большевистским предательством». Гиги Церетели («Европейская Грузия»): «Это [действия властей] – предательство национальных интересов». Элене Хоштария («Дроа»): «Ты предатель, когда жертвуешь интересами своей страны ради пользы России». Мамука Хазарадзе («Лело»): «Предательское правительство!». И вновь Шалва Папуашвили: «Предательская оппозиция!»

Это лишь малая часть сказанного в прошлом месяце. Процитированным фразам сопутствовали сотни аналогичных комментариев в соцсетях, возгласов в ходе споров, надписей на стенах и так далее. Тот, кто просмотрит результаты поиска по другим странам и языкам, убедится – ничего подобного нет нигде. Конечно, можно обратить все в шутку, вспомнив реплику из фильма «Джентльмены удачи»: «А теперь, Федя, скажи Васе все, что ты сказал ему раньше, нормально, на гражданском языке». Но веселого мало. Абсолютное большинство жителей страны считает немыслимым сосуществование с «политиками-предателями», и риторическая эскалация ориентирует их на уничтожение, а не на дискуссию (при том что подсознание плохо различает грань между политической и полной ликвидацией). Едва ли не каждая фраза политических и общественных деятелей об их противниках опирается на следующее противопоставление: с одной стороны – обожествленная Родина, с другой – мерзкий предатель, Иуда, который сдает ее могущественным врагам, и его поступок почти всегда рассматривается как главная причина национальных катастроф. Выстроить демократическую политику на этой основе невозможно. Нельзя постоянно искать врагов народа, говорить друг с другом на языке возбужденного тоталитаризма (тут стоит вспомнить еще одно популярное словосочетание «вынести приговор», «нация вынесет им приговор» и прочее) и в то же время претендовать на то, чтобы именоваться свободными цивилизованными людьми. Оспаривая эти аргументы, многие скажут, что кругом полно предателей и «они» действительно предатели, что Грузия всегда была их жертвой и тот, кто пытается отвести от них гнев патриотов, вероятно, сам является изменником. Но лучше пару раз перетерпеть подобную истерику, чем продолжать жить под колпаком болезненного архаичного мировосприятия, которое не имеет со свободой и демократией ничего общего и вряд ли приведет Грузию к чему-либо, кроме новой гражданской войны.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Подписывайтесь на нас в соцсетях