Что скрывает досье Иванишвили?

«Я действительно непубличный человек, но это связано исключительно с моим характером. Я не люблю встречаться с журналистами, участвовать в публичных мероприятиях, бывать на разных тусовках. Там надо надевать маску, а я не выношу формальностей. Я материалист, не верю в жизнь после смерти, а сама жизнь коротка, и я не хочу делать ничего, что ограничивает мою свободу. Я вообще не люблю быть в центре внимания, не люблю праздников, никогда даже не отмечаю свой день рождения». Эта и другие цитаты из старых (2005 года) интервью Бидзины Иванишвили российским СМИ были опубликованы в Грузии осенью 2011-го после того, как он заявил, что вступает в политическую борьбу. Тогдашние власти и их сторонники выискивали в них компрометирующие факты и посвящали им десятки сюжетов и статей. Публикации, авторы которых пытались набросать психологический портрет основателя «Грузинской мечты» и разобраться в его мотивах, встречались реже. Когда Иванишвили пришел к власти, оппоненты переключились на то, что он делал в качестве премьер-министра, а затем теневого правителя страны. «Дополитические интервью» были забыты, хоть в них и содержатся подсказки, позволяющие понять, что за человек Бидзина Иванишвили. Это не досужий вопрос: в период грядущих выборов и кризиса, который кажется большинству комментаторов неизбежным, многое будет зависеть от субъективных решений одного человека. Само устройство политической системы Грузии не позволяет прийти к иному выводу, поэтому актуальность «бидзинологии» возрастет. Конечно, все могло сложиться иначе, и «гораздо спокойнее было заниматься бизнесом, не привлекая внимания к своей персоне и к своей собственности» (Иванишвили в интервью «Ведомостям», 07.04.2005), но сделанного не воротить, и Рубикон остался далеко позади.

Хотел ли он избегнуть внимания или наоборот привлечь его с помощью сенсационных заявлений? И в том интервью, и позже Иванишвили говорил, что именно он раскрутил Александра Лебедя перед выборами 1996 года, придумал схему с его выдвижением и последующим призывом к избирателям голосовать за действующего президента во втором туре, что стало важной предпосылкой победы Ельцина. А вот менее заметный пример: повествуя о том, как он сотрудничал с правоохранительными органами, чтобы отвадить бандитов, Иванишвили сказал: «В 1993 г. не без помощи руководителя РУБОП [региональное управление по борьбе с организованной преступностью МВД России; ранее РУОП] Владимира Рушайло, который помог мне найти брата [похищенного в Грузии], по моей инициативе при РУБОП была создана структура, которая финансировалась банком, а впоследствии и другими крупными коммерческими структурами. Ее сотрудники приезжали по одному нашему звонку, и долгое время эта структура эффективно работала. А в 1997 г. мы столкнулись с проблемой невозврата кредитов, и вместо того, чтобы помогать нам, ее сотрудники стали брать взятки от тех, кто был нам должен. После этого я сказал тогдашнему главе этой структуры Александру Качуру, что прекращаю сотрудничество». Речь о «Фонде содействия социальной защите профессиональных групп повышенного риска» – его возглавлял доверенный человек Рушайло А. Качур. Эта организация вводила в определенные рамки «крышевание» бизнеса сотрудниками МВД, подпитывала их материально и в то же время коррумпировала. Рушайло и его присные неоднократно запускали руки в кассу Фонда; отчетность там была весьма условной. РУБОП-овцы превратились в обособленную касту, их руководитель увяз в интригах олигархов и даже стал главой МВД, но позже его вытеснили с политического Олимпа.

В обоих случаях Иванишвили будто бы стремился прокричать: «Я все придумал! Именно я! И кампанию Лебедя, и фонд Рушайло», при том, что другие участники российских событий о нем не упоминали, а как минимум во втором случае заслуга казалась сомнительной; вероятно, поэтому фигурант подчеркнул, что прекратил сотрудничество. Позже, в интервью «грузинского периода», Бидзина Иванишвили неоднократно приписывал себе авторство тонких комбинаций и ловких «трюков», парадоксальным образом сочетая желание оставаться в тени с жаждой признания заслуг – подлинных или мнимых. Политический архетип «серого кардинала», стратега-затворника и близкие образы не подразумевают возгласов вроде «Я! Это все я!». Такие люди обычно лишь намекают на собственное участие, и то далеко не всегда, или распускают слухи, которые приписывают им огромное могущество. Попытка заявить о себе прямо может свидетельствовать о неудовлетворенном желании – контролируемом, но все же прорывающемся наружу. Этот внутренний конфликт беспокоил и в конце концов погубил героя Дастина Хоффмана в финале фильма «Хвост виляет собакой» (Wag the Dog), но тот все же был кинопродюсером, а не олигархом.

Иванишвили нельзя назвать патологическим социофобом – когда это необходимо, он участвует в митингах, публичных мероприятиях, встречается с неприятными ему людьми и не теряет ни дара речи, ни сознания. Однако когда он может (или считает, что может) изменить правила коммуникации в свою пользу, он стремится сделать это. В интервью 2005 года «Ведомостям» он критиковал грузинских журналистов, которые, по его мнению, распространяли о нем недостоверные сведения, пользуясь материалами «Агентства федеральных расследований» (это не госструктура, а российское интернет-издание), другими спорными источниками и слухами и поучал их, как нужно добывать информацию, хотя данная тема вряд ли интересовала российских читателей. Решение, казалось бы, лежало на поверхности – встретиться с представителями грузинских СМИ хотя бы один раз, поговорить, развеять слухи… Но эта идея ему не нравилась.

«Ранний» Иванишвили на пресс-конференциях неоднократно указывал журналистам на то, что считал их ошибками, а после отставки с поста премьер-министра создал НКО «Гражданин», призванную, по его словам, усилить контроль общества над правительством, и уделил львиную доля внимания организации тренингов для «повышения профессионального уровня СМИ». Иванишвили пообещал отслеживать их состояние с помощью «перманентных исследований»: «Они почувствуют, что они находятся перед объективом, на них обращают внимание, их объективность и качество проверяются, и есть исследования об этом, что само по себе повысит их ответственность». Желающих посетить тренинги оказалось очень мало (интерес к анонсированной тогда же «подготовке аналитиков» был выше); программа, а затем и сама организация тихо увяла. Конечно, олигархи и журналисты обитают в разных социальных нишах, но процесс коммуникации между ними подразумевает равноправие, подчиняется определенным правилам, и попытка изменить их выглядит в XXI веке диковато. Журналист не станет писать то, что хочет респондент, так, как он хочет, если только не превратился в подпевалу на содержании. Но Бидзина Иванишвили упорно продолжал поучать, хотя, возможно, понимал, что вызывает раздражение и выглядит глупо. В чем же тут дело?

Эти факты стоит сопоставить с желанием укрыться от общества и в то же время заявить ему: «Я придумал блестящие комбинации!». Не исключено, что Иванишвили чувствует, что придает немалое значение оценке окружающих, так же, как большинство грузин (и жителей постсоветских стран, хотя внешняя референция и «культура стыда» распространены чуть ли не в японских масштабах именно в Грузии), и фиксирует это как собственную слабость. Отсюда может проистекать желание контролировать ее, не давать другим воспользоваться ей, сквозь которое то и дело прорывается жажда признания. Противоречие между ними позволяет нащупать одну из уязвимых точек Иванишвили, а также заметить его стремление установить жесткую иерархию в процессе коммуникации и закрепить за собой господствующее положение.

В 2009 году нынешний премьер-министр Грузии Ираклий Кобахидзе опубликовал (а в 2018-м переиздал) художественное произведение «Возвращение в Террануову. Сказка для маленьких взрослых». Внимание комментаторов обычно привлекает эпизод, где герой уходит искать цветок бессмертия – белый эдельвейс, но находит золотые россыпи и забывает о своей мечте. Но не менее интересен другой отрывок. В городе появляются римляне, которые предлагают самым начитанным ученикам высокооплачиваемую работу – три месяца, восемь часов в день… толочь воду! Те соглашаются, но не могут понять, какое отношение к процессу имеют усвоенные ими знания. Они так и не получат удовлетворительного ответа, при том что римляне (на то они и римляне) не обязаны отчитываться перед ними. Если б Иванишвили прочел это в 2009-м, то, вероятно, сразу взял бы Кобахидзе к себе без рекомендаций, поскольку тот каким-то чудом разглядел саму сущность господства в понимании будущего патрона (в реальной жизни рекомендации были).

«Коллективная форма организации труда в своем завершенном виде представляет собой систему, включающую в себя разнородные элементы, сочетание и взаимодействие которых определяют конкретный вариант организации труда и его оплаты», – писал Бидзина Иванишвили в диссертации, которую защитил в 1987 в НИИ труда Госкомитета СССР по труду и социальным вопросам. В 2019-м Институт свободы показал ее экспертам и те, по сути, обвинили автора в плагиате и нарушении академических стандартов. Этот сюжет не получил развития, но Иванишвили, наверное, было обидно, к тому же он всегда считал, что умеет не только находить недооцененные активы, но и организовывать трудовой процесс. В интервью «Ведомостям» он отметил, что его партнер Виталий Малкин выполнял в банке «Российский кредит» в основном представительские функции: «Он никогда не решал, какое направление бизнеса форсированно развивать, какое сворачивать, что покупать, а что продавать, как подбирать кадры и как ими управлять. Это было за мной». Там же есть отрывок о становлении банка, где подчеркивается значение материальной заинтересованности и подготовки кадров: «Мы приходили к директорам предприятий, институтов и договаривались – они нам выделяли помещения, а мы делали эти организации пайщиками банка, давали процента по два, они потом становились нашими клиентами» (конечно, в тексте нет продолжения «а позже – должниками», хотя в реальной жизни все обстояло сложнее). И далее: «Я создал первый в России банковский колледж, который готовил нам сотрудников, первые лекции читал там лично. Но главное, чем я горжусь, в банке был создан уникальный корпоративный дух, большинство сотрудников работают до сих пор».

Выискивая политические подтексты в тбилисских кадровых перестановках, комментаторы часто игнорируют общую тенденцию: люди, подготовленные Иванишвили, постепенно вытесняют остальных. Он находил их в разных местах; группа «Карту», партийный аппарат, правительственные структуры, разветвленное сообщество родственников и клиентов предоставляли ему огромные возможности для селекции. Примерно 2-3 года кандидаты пребывали в условном «колледже»: Иванишвили поучал их, испытывал, наблюдал, давал задания, вероятно, для того, чтобы выяснить, готовы ли они, как в романе Кобахидзе, толочь воду в ступе, не задавая неуместных вопросов, и представители т. н. молодой гвардии, которых он расставил на ключевые посты, в принципе отвечали этому критерию. Многие факты (прежде всего – назначения) указывают, что таким кадрам он доверяет больше, и дело не только в их высоких доходах, карьерных амбициях или компромате и кредитном крючке, усиливающем контроль. Он действительно накачал «Грузинскую мечту» неким «корпоративным духом», и череда кризисов показала, что абсолютное большинство таких людей остается с боссом, даже когда это выглядит нерациональным или бесчестным. Но и у сильной позиции бывают слабые точки. Определение ценности кадров в зависимости от того, «готовил» их Бидзина Иванишвили или нет, может исказить объективность его оценки. Скорее всего, ему будет трудно признать себя плохим наставником или поверить, что человек со стороны, наемник, способен проявить бȯльшую верность и эффективность, чем воспитанник. Неизвестно, вспоминает ли Иванишвили о том, что Иуда был апостолом, а не агентом под прикрытием, но всех, кого он когда-либо называл «предателями», его приверженцы со временем окрестили «агентами», т. е. людьми, изначально запрограммированными на деструкцию и измену.

В 2005-м, как и сегодня, Иванишвили любил рассказывать, как увидел перспективы там, где никто их не замечал. Например, в горно-обогатительных комбинатах в тот период, когда другие бились за сталелитейные предприятия. В интервью «Ведомостям» Иванишвили уточнил, что ГОКи стали сверхрентабельными лишь после того, как по его инициативе «заключили картельное соглашение и сократили объемы производства, т. е. убрали с рынка лишнее сырье, и только после этого металлурги впали в зависимость от ГОКов». Он с гордостью упомянул и завод «Каучук», акции которого приобрел за 150 000 долларов, при том что он располагался на очень интересной для девелоперов территории в Москве. Там десятилетиями велось не самое безопасное с экологической точки зрения производство (специалисты говорили о необходимости серьезнейшей рекультивации), а ныне расположен жилой комплекс, фактически целый микрорайон «Садовые кварталы». Иванишвили продал этот актив вместе с тремя другими в 2012-м за 982,5 миллионов долларов. История «Каучука» – предприятия, основанного в Риге братьями-австрийцами, вывезенного в 1915-м в Москву из-за угрозы немецкого наступления вместе с сотрудниками и их семьями, многие из которых погибли в ходе репрессий 30-х, поучительна и трагична, а о постсоветских конфликтах с бывшими партнерами, переносе мощностей на другую площадку и хитроумно оформленных документах, вероятно, может рассказать гражданин РФ и Грузии Коба Абесаломович Гурцкая. Человек с таким именем был членом совета директоров АО «РТИ-Каучук», а ныне является заместителем председателя Наблюдательного совета энергораспределительной компании «Теласи». По данным Института развития свободы информации (IDFI) за 2022 год, Гурцкая – директор холдинга CBS Group, участвующего в управлении несколькими крупными грузинскими компаниями, среди них Tbilisi Mаll, Caucasus Cable Systems, Caucasus Online, «Тбилисский микроавтобус». А одна из его компаний владеет 75% ООО GNL, которое в 2017-м выиграло тендер Минэкономики и получило эксклюзивное право организации лотерей на территории Грузии до 2027 года. «Другие компании в тендере не участвовали», – говорится в отчете IDFI; там же указано, что в 2016-2018 годах этот бизнесмен пожертвовал правящей партии 180 000 лари. Гурцкая – не единственный грузин в руководстве предприятий, которыми Иванишвили владел в России. Сегодня практически все они чувствуют себя очень неплохо, являя пример для выпускников условного «кадрового колледжа» или как, вероятно, сказал бы Ираклий Кобахидзе, «мальчиков из Террануовы». Но желание Иванишвили подчеркнуть, что он видит новые возможности там, где другие слепы, позволяет продвинуться и к более интересным выводам.

«Познакомились с одной гонконгской фирмой, поехали к ним – уверяю, мы были первыми русскими бизнесменами, которые приехали в Гонконг. Заключили с ними наш первый крупный контракт. Всю эту технику делали в Китае, и мы рискнули пойти еще дальше: купили в Китае фабрику по производству кнопочных телефонов и кассетных магнитофонов. В 1990 г. наша компания была одной из крупнейших в стране по продаже электронной техники, но многие уже поняли, что это прибыльный бизнес, и мы решили заняться чем-то другим». В 2012-м противники Иванишвили с энтузиазмом находили в этом интервью 2005 года словосочетание «русские бизнесмены» и восклицали что-то вроде «Он же сам называет себя так!». Оппоненты не обращали на них внимания, хотя в том интервью действительно было что-то похожее на демонстрацию лояльности/идентичности. Она могла показаться Иванишвили уместной, коль скоро он заботился о безопасности своих российских активов в период, когда отношения между Грузией и РФ уже накалялись в преддверии кризиса 2006 года. Помимо «русских бизнесменов», речь в интервью шла о похищенном в Грузии брате Иванишвили, которого помог вызволить московский милицейский начальник (Рушайло), присутствовало сравнение российских и грузинских журналистов не в пользу последних, упоминались приехавшие из Грузии «разные чиновники», желавшие стать бизнес-партнерами Иванишвили так сильно, что фигуранту, по его словам, пришлось сделать вид, что он отошел от управления банком, а затем на полгода уехать с семьей в США. Молодежную аудиторию, наверное, заинтересует таинственная ценность «кнопочных телефонов» – это не мобильники (сотовая связь стала доступна считанным потребителям в СССР лишь за 3 месяца до его развала), а стационарные, «домашние» телефоны. Кнопочный аппарат (даже в годы импульсного набора) был удобнее, чем дисковый и считался более престижным. Их, как и «кассетники», стремились купить все; дешевые гонконгские изделия спорного качества выглядели как изящные шедевры на фоне советского кнопочного телефона «Электроника ТА-5-01». Но главное, конечно, не это, а короткое, весомое слово «Китай», на которое в 2012-м никто не обратил внимания.

Сегодня фраза «Купили фабрику в Китае» может проскочить сквозь шлюзы восприятия, но на рубеже 80-х и 90-х дело обстояло сложнее. Чтобы убедиться в этом, не обязательно изучать поучительную эволюцию китайского экономического законодательства; можно просто поговорить с работавшими там предпринимателями. Даже в благоприятных для деятельности иностранцев особых экономических зонах граничащей с Гонконгом провинции Гуандун нельзя было развернуть масштабный бизнес так, чтобы не привлечь внимания местной партийно-чиновничьей элиты, что практически гарантированно вело к установлению многосторонних, неформальных связей с ее представителями через аффилированных китайских бизнесменов. Они знали и о масштабных торговых операциях в Гонконге – в 80-х, особенно после подписания в 1984-м китайско-британской декларации о его передаче, позиции КНР в городе усиливались; в Пекине получали все больше информации о местных делах и нередко контролировали их. Производство в КНР и закупка в Гонконге электроники в масштабах, которые превратили компанию в лидера на рынке многомилионного СССР, не могли не привлечь внимания.

Когда комментаторы ищут корни «прокитайского вектора» во внешней политике грузинского руководства, они обычно упоминают работу бывшего премьера Ираклия Гарибашвили в качестве советника скандально известной CEFC China Energy и еще несколько интересных, но второстепенных фактов, однако не касаются «китайского эпизода» биографии Иванишвили. Он не имел бы особого значения, если б речь шла о каком-то выгодном, крупном, но лишенном стратегической подоплеки контракте. Старый знакомый из Гонконга или, допустим, Шэньчжэня, безусловно, мог заехать в Тбилиси поговорить, договориться, и ничего сверхъестественного в этом не было бы. Но когда дело касается строительства глубоководного порта Анаклия, сближения с КНР за счет ухудшения отношений с США и, по сути, изменения внешнеполитического курса страны, китайские связи Бидзины Иванишвили необходимо исследовать под микроскопом. Как, впрочем, и российские, и, скажем так, российско-китайские – многие (но не все) грузинские субъекты контактируют с Китаем через РФ, где очень влиятельная властная группировка богатеет и крепнет благодаря связям с Пекином.

10 июля Хуго фон Эссен и Андреас Умланд из стокгольмского Центра восточноевропейских исследований (SCEEUS) опубликовали в Politico статью, где описали нынешнее состояние российско-китайских отношений так: «Хотя Россия и не является вассальным государством в прямом смысле, у нее нет иного выбора, кроме как удовлетворять растущие требования Пекина – будь то скидки на энергоносители, китайское присутствие в Центральной Азии или поддержка китайских гегемонистских амбиций в Южной и Восточной Азии. Между тем Пекин не хочет, чтобы Москва полностью победила или проиграла в Украине. Российская победа при поддержке Китая усилит Москву, но при этом значительно отдалит Запад от Пекина. Российское поражение дестабилизирует режим Путина и может спровоцировать его политическую трансформацию или даже разрушение. Это, в свою очередь, может привести к сокращению доступа Китая к дешевой энергии, российским рынкам, Арктике и военно-технологическим секретам, а также к потере основного партнера в его долгосрочном стратегическом соперничестве с США. Ввиду таких интересов не стоит воспринимать призывы Китая к миру всерьез». Проецируя описанную тенденцию на Южный Кавказ, можно сказать, что Москва вынуждена согласиться на китайское проникновение в столь чувствительную для нее зону, которую в течение двух с половиной столетий считала своей вотчиной. Но это не позволит ответить на главный вопрос: почему «Грузинская мечта» бросилась в объятия Пекина с таким энтузиазмом, не следуя за событиями, а форсируя их, несмотря на возникновение целого букета угроз ее власти?

В интервью 2005 года (Ведомости, Forbes) Иванишвили не скрывал, что страх за свою жизнь, за безопасность семьи является для него весомым мотивом. По словам фигуранта, осторожность вынудила его на какое-то время уехать на Запад. А когда некий зловещий незнакомец позвонил ему, чтобы заставить продать акции Красноярского металлургического завода (КраМЗ), он почувствовал, что «внутри все похолодело… Я был во Франции, но на ночь на всякий случай все двери закрыл». Он также говорил, что избегает острых конфликтов: «Я никогда не претендовал на активы, за которые могла развернуться криминальная война, которые могли подвергнуть риску мою жизнь или жизнь моих сотрудников». Иванишвили все же оказался в эпицентре эпического столкновения интересов вокруг Красноярского алюминиевого завода (КрАЗ), но описывал его так, словно мечтал лишь о том, чтобы выйти из него, решить все миром. Подобная осторожность выглядит разумной – кладбище полно бизнесменами, которые в 90-х сочли себя великими воителями по совместительству. «Избегание столкновения с большими силами свидетельствует не о трусости, а о мудрости, ибо принесение себя в жертву никогда и нигде не является преимуществом», – писал Сунь-цзы.

Иванишвили осторожен, но в последние годы и особенно месяцы сделал ряд шагов, создавших серьезные угрозы безопасности его режима и активов после периода относительно спокойного правления. Так не поступают только потому, что эмиссары из Москвы, Пекина или любой другой столицы чего-то просят или требуют. Осторожных людей на серьезный риск обычно заставляет идти не жажда бонусов (какие бонусы можно предложить миллиардеру, правящему целой страной, чтобы он поставил на кон свое будущее и душевное спокойствие?), а страх худшего исхода. Человек, который боится летать, скорее всего, сядет в самолет, если будет уверен, что к аэропорту приближается Годзилла. Искушенный стратег вряд ли послал бы эмиссаров с дарами, сентиментальными фотографиями или компроматом, если б мог, манипулируя страхом, вынудить Иванишвили самого обратиться за помощью примерно так, как тот звонил Рушайло в 90-х. Тогда бизнесмены часто умоляли силовиков или бандитов помочь справиться с очередной напастью, чуть ли не запихивая им деньги в карманы, а позже (изредка) обнаруживали, что неприятности были организованы теми же людьми.

Мы едва ли узнаем кто, когда и как убедил Иванишвили в том, что американцы хотят лишить его власти и денег, но анализ выступлений олигарха и его приближенных показывает, что в какой-то момент это стало для них аксиомой, и голос разума почему-то не подсказал им, что если б сверхдержава действительно решила сместить грузинского правителя, она не обозначила бы намерения заранее и не предоставила бы ему паузу для того, чтобы он консолидировал сторонников, пригласил китайцев в Анаклия (и не только), протолкнул пакет антидемократических поправок и т. д. Он будто бы запаниковал, бросился ужесточать режим, которому слабосильная оппозиция до сих пор не создала ни одной реальной угрозы, нарвался на западные санкции и форсировал сближение с КНР – не продолжил осторожно следовать в кильватере глобальных тенденций, как это делал он сам и многие правители Грузии до него, а резко переложил штурвал и приказал идти новым курсом. Если драматургия действительно была такой, тот, кто подтолкнул Бидзину Иванишвили к радикальным решениям, вероятно, хорошо изучил его старое досье и, возможно, наследие Сунь-цзы, который писал: «Владеть ситуацией – это значит уметь использовать любые сложившиеся обстоятельства себе на пользу», будто бы приглашая читателей самостоятельно найти и подчеркнуть ключевое слово – «любые».

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Подписывайтесь на нас в соцсетях