Когда футболисты радуют, а политики огорчают

Грузинские политики почувствовали себя бедными родственниками на чужом пиру. Общественность несколько недель жила футболом, наблюдала за выступлениями сборной, впервые попавшей на чемпионат Европы, а посвященные политике новости обсуждались реже обычного и без заметного энтузиазма. Лидеры партий пытались оседлать спортивную повестку и, возможно, чувствовали что-то вроде зависти или ревности, когда аудитория искала взглядом не их, а футбольных кумиров. Не исключено, что некоторые из них поняли: за внимание граждан в предвыборный период придется биться с удвоенной энергией.

Все убедились, что спортивные события могут серьезнейшим образом влиять на психологическое состояние граждан. Многие комментаторы сочли их реакцию чрезмерно бурной, но указали на «смягчающие обстоятельства» – тоску по положительным эмоциям на фоне общей депрессии, мечту о победах после череды поражений и так далее. Сборная не только завоевала путевку на чемпионат, но и сумела выйти из группы, и болельщики встретили ее в Тбилиси так, словно она выиграла турнир, а не покинула его после 1/8 финала. Не все сочли такую реакцию адекватной. Известный публицист Паата Нацвлишвили написал в Facebook: «Понимаю, что мы артистичная нация!.. Понимаю, что мы театральны!.. Понимаю, что мы эмоциональны!.. Понимаю, что мы тоскуем по праздникам!.. Но если мы будем выдавать спортивное поражение за победу, к сожалению, может случиться так, что все наши успехи после этим и ограничатся, и мы не удостоимся настоящей победы. То, что происходило вчера [2 июля] в Тбилиси, хоть в том открытом автобусе, хоть на той открытой сцене было уже чрезмерной артистичностью, и не являлось ни кееноба [народным карнавалом], ни буффонадой, ни фестивалем. Это скорее было сумасшествием, безумным телесумасшествием и, да простят меня те, кто думает иначе, глупостью! Это уже не театр и не праздник. Это балаган!» Другие критики не были столь строги, делая скидку на психологические факторы. А в соцсетях стремительно, как вирус, распространялась шутка: «Увидев, как грузинские болельщики встретили сборную, в УЕФА проверили, на месте ли кубок».

Политические аналитики вряд ли задумывались над тем, было ли произошедшее плохим или хорошим, нормальным или нет и, наверное, просто отметили, что определенные события могут ввести многих избирателей в измененное состояние сознания, а оно неизбежно повлияет на их электоральное поведение. Кто и с каким настроением пошел бы на выборы, если б они прошли сразу после матчей с Португалией, или Испанией, или в день возвращения сборной в Грузию? Кто остался бы дома? Как повлияют на массы игры Лиги наций, которые состоятся непосредственно перед парламентскими выборами? Их ждут с невиданным до сего дня внутренним возбуждением и навязчивыми мыслями о том, останется ли Вилли Саньоль тренером сборной после истечения контракта. Дело не только в спорте или занимательных умственных экспериментах – политический класс убедился, что в обществе существует огромный подспудный спрос на положительные эмоции. Он может выталкивать из сознания избирателей связанные с политикой негативные коннотации, даже если они обрамляют дефицитные в Грузии трезвые мысли и предложения. И вовсе не факт, что все потребители информации захотят вернуться к политике в ближайшее время.

Согласно исследованию Института изучения журналистики Reuters, люди все чаще отказываются от просмотра новостей, так как считают их скучными или вызывающими депрессию. Проведенный в 47 странах опрос показал, что 39% респондентов сознательно избегают новостей; в 2017 их было лишь 29%. Эксперты предполагают, что такую реакцию могли усугубить войны в Украине и на Ближнем Востоке. А доля тех, кто читает новости внимательно, снизилась с 63 до 46%. В Грузии столь детальные опросы не проводились, но любой редактор или исследователь СМИ подтвердит, что тенденция актуальна, а граждане пытаются отстраниться от негатива и взаимных оскорблений, которыми насыщена грузинская политика. Таким образом, перед судьбоносными выборами лидеров ограничивает, с одной стороны, падение интереса к новостям, с другой – ажиотажный спрос на позитив, притягивающий аудиторию к спортивным (и не только) событиям, с третьей – низкое доверие к партиям, которое раз за разом отражают опросы NDI, с четвертой – традиционная аллергия на политику в период летних отпусков, с пятой… Партиям придется проталкивать свои лозунги и идеи сквозь игольное ушко, чтобы привлечь внимание аудитории.

В последнюю пятилетку в политике стало намного больше криков, ругани и раздутых на пустом месте скандалов. Они позволяют пробиться сквозь фоновый шум информационного поля и хотя бы на миг привлечь внимание: почти каждый из нас обернется на улице, если кто-то из прохожих внезапно начнет громко материться и кричать. Возможно, мы даже посочувствуем крикуну, но далеко не каждый решится доверить ему свою судьбу. Это саморазрушительная тактика – привлекая внимание, она исподволь снижает авторитет политиков и, что самое главное, мешает им работать с позитивом. Не все лидеры осознают актуальность и масштаб проблемы, ориентируясь на реакцию малочисленной, но шумной прослойки крайне политизированных сторонников и противников в соцсетях, хотя взаимоотношения с основной массой избирателей требуют иных навыков.

Чем занималась в последнее время грузинская оппозиция? Ее представители настроены оптимистично, так как отношения властей с западными и, в частности, с американскими партнерами еще никогда не были столь напряженными. Однако у ситуации есть и оборотная сторона: убежденность в поддержке Запада расслабляет противников власти, и многие из них уже ведут предвыборную работу, руководствуясь принципом «и так сойдет». При этом находящаяся в сложном положении «Грузинская мечта» может мобилизоваться и стать более эффективной, как в 2019-м, после «Ночи Гаврилова», и в 2023-м, после первой схватки вокруг закона об «иноагентах». В обоих случаях примерно за полгода правящей партии удалось восстановить упавший в период кризиса рейтинг. Пятимесячная пауза между принятием второго варианта закона и парламентскими выборами предоставляет ей возможность маневра и адаптации пропагандистских нарративов к ухудшенным отношениям с Западом. Для сравнения, в 2003-м, когда «Союз граждан» начали критиковать за фальсификацию итогов голосования, у него не было времени, чтобы сориентироваться, и он не располагал такими внушительными ресурсами. Разумеется, «Грузинской мечте» будет трудно добиться желаемого, если оппозиционные партии поведут себя адекватно. Итак, чем же они занимались?

Их лидеры мучительно долго, нервно, увязая в нюансах рассуждали о том, следует ли им выступить на выборах единым фронтом, в составе нескольких крупных объединений или как-то еще, чтобы как можно меньше протестных голосов досталось партиям, которые не преодолеют 5-процентный электоральный барьер. Конечно, это важная проблема, ее рассмотрение привлекает самих лидеров и политизированную прослойку, но основную часть оппозиционных (да и любых других) избирателей она попросту не интересует, поскольку относится к сфере деятельности профессиональных политиков. Это их дело и их повестка; влияние рядовых избирателей на взаимоотношения партий минимально. Можно использовать простую метафору: пассажиру (избирателю) нужно попасть из точки A в точку Б, в данном случае из страны, где правит «Грузинская мечта», в страну, где она править не будет. Марка бензина, которым заправлена машина, ее цвет, «шашечки» на борту, состояние двигателя и покрышек, оптимальный маршрут – это сфера компетенции таксистов (политиков). Избиратель просто хочет сесть в машину и отправиться в путь, а не стоять и слушать, как водители спорят о проблемах с цилиндрами. В эфире могут и должны обсуждаться любые вопросы, но доза дискуссий на тему «вместе или врозь» давно превысила все допустимые нормы. Эгоистичному сознанию трудно принять тот факт, что актуальное для него не всегда интересно другим. Когда гость жалуется на головную боль, мы принимаем это к сведению, но если он будет говорить о ней полчаса, а потом еще час читать свои стихи и рассказывать о насыщенном неврозами внутреннем мире, нам, скорее всего, покажется, что его интересует лишь собственная персона, и захочется, чтобы он ушел.

Тем временем правящая партия усилила пропаганду достижений, а нападки на оппозицию связала в основном с рассмотрением законопроекта «О защите семейных ценностей и несовершеннолетних» (спикеры «Мечты» называют его «О запрете ЛГБТ-пропаганды») и снизила риторическую конфронтацию на других направлениях. Это неудивительно: футбольный тренд создал ажиотажный спрос на позитив, и «Мечта», вероятно, надеется, что вброшенные в информационный поток сообщения о строительстве новых дорог, порта, аэропорта, стадиона, выделении денег спортсменам и так далее будут благосклонно приняты умами, настроенными на позитивную волну благодаря футбольной сборной. Такие новости далеко не всегда рассматриваются реципиентами критически, но проскакивают сквозь приоткрытые шлюзы восприятия в общей струе и оседают в подсознании. Разумеется, лидеры оппозиции не только обсуждали проблемы с консолидацией, но и критиковали каждое слово и движение представителей власти, однако сложность текущего момента заключается в том, что такая критика зачастую отбрасывается жадно поглощающим радостные новости коллективным сознанием, и именно поэтому представители «Грузинской мечты» твердят, что оппозиция пытается испортить людям праздник. Многим кажется, что сам статус оппозиции не позволяет использовать позитивные образы наряду с острой критикой: не контролируя правительство, она не может ставить себе в заслугу строительство мостов и дорог, выделять спортсменам деньги и так далее. Это одно из ключевых предвыборных заблуждений.

Главным инструментом противников власти во все века был образ будущего, более привлекательный чем у действующего правительства. Об этом никто не спорит, но есть нюанс: у многих избирателей выработалась аллергическая реакция на поверхностный популизм, и если в 90-х и в нулевых лозунги вроде «Миллион рабочих мест», «Уполовиним коммунальные тарифы» и тому подобное так или иначе помогали партиям, сегодня требуется бóльшая детализация, а для нее необходим профессионализм. Грузинскую политику нельзя будет сравнивать с британской еще лет триста, но тем не менее стоит еще раз обратить внимание на феномен теневого кабинета. Это словосочетание несколько раз обыгрывали в Грузии и других постсоциалистических странах, чтобы представить избирателям будущее правительство, и мало кто понимал, что оно описывает формат работы, а не оригинальной презентации. Теневые министры не только готовятся сменить коллег из правящей партии, но и постоянно изучают их действия, законопроекты, выступают в качестве главных спикеров оппозиции по вопросам в сфере своей ответственности и, что важнее всего, разрабатывают альтернативные идеи, совокупность которых складывается в тот самый образ будущего, притягивающий значительную часть избирателей. Соотношение негатива и позитива, едкой критики и конструктивных предложений в данном случае сбалансировано, в нем нет патологических диспропорций.

Редкий лидер грузинской партии отдаст кому-нибудь роль главного оратора по любому вопросу, несмотря на то что не может разбираться во всем. Многие из них предпочитают заполнять СМИ и соцсети спамом гневных, ехидных, но поверхностных комментариев, не уступая виртуальную трибуну более подготовленным единомышленникам – ревность и зависть душат их и в этом случае. К их критическим репликам, как правило, не прицеплены конструктивные контрпредложения. Мало сказать: 1) «Пенсионный фонд работает плохо»; следует добавить 2) «Пенсионный фонд работает плохо по этой причине», а затем 3) «Вот так Пенсионный фонд будет работать хорошо». Это значительно повысит шансы на привлечение внимания среднестатистического избирателя, если ему доступным языком объяснят, как и почему проблема касается его семьи. Но вторая и особенно третья часть гипотетического комментария требует кропотливой и неблагодарной работы специалистов – ее нужно организовывать и в большинстве случаев оплачивать. К этому готовы не все – многим проще верить, что «и так сойдет». Сказать, что транспортная политика мэрии плоха, может любой водитель или пассажир, застрявший в пробке. Но они в 99% случаев не сумеют сформулировать даже основные принципы хорошей транспортной политики. Это работа оппозиции, от выполнения которой она зачастую уклоняется. Но дело не только в застарелой проблеме, есть и другая, новая.

Партии, подписавшие предложенную президентом Саломе Зурабишвили «Грузинскую хартию», наложили на себя существенные ограничения. В одном из ее пунктов говорится, что «правительство не будет укомплектовано политическими партиями, а выбрано из общества, исходя из выдающегося профессионализма. Процесс комплектации правительства будет проведен в координации с президентом». Это не позволит партиям представить своих кандидатов на министерские посты и ограничит их при разработке конкретных предложений – каждое из них придется сопровождать оговоркой вроде «если его поддержат другие члены правящей коалиции и профессионалы-общественники из правительства». Из-за падения доверия к партиям идея создания такого правительства витала в воздухе, однако с политтехнологической точки зрения все сложнее – не так-то легко поддержать на выборах любимую партию и одновременно правительство «неизвестных отцов» (как сказали бы братья Стругацкие), перенеся вопрос о компетентности последнего из области политики в область веры. Ключевой субъект, которому избиратель отдает свой голос, в данном случае раздваивается, его образ размывается – это преодолимое, но существенное психологическое препятствие. Можно представить диалог между условным избирателем и политическим лидером: «Председатель («Мой дученька!», как шутили в 90-х в руководстве одной из партий, которой ныне не существует; ее вождь вечно пыжился как Муссолини на своем балконе), а что будет с системой медицинского страхования? Нынешняя мне не нравится». Как ему ответить? Что и от чьего имени обещать – своей партии, будущей коалиции или несуществующего правительства, где медициной и соцобеспечением будет заведовать неведомый профи? Теоретически, состав кабинета можно согласовать заранее, и это значительно упростит выработку программ и создание образа будущего, но с учетом договороспособности грузинских лидеров данный вариант следует отнести к сфере фантастики или, скорее, темного фэнтези.

«И так сойдет», – думают многие, полагая, что бóльшая часть избирателей все равно проголосует за оппозицию, даже если она будет испытывать дефицит конструктивных предложений, ибо правление «Грузинской мечты» невыносимо, а грядущие выборы – это по сути референдум о (не)доверии правительству. Но каждый раз, когда вопрос ставился так, оппозиция проигрывала – и в 2008-м, и в 2010-м, и в 2020-м, и в 2021-м. Выборы в Грузии и других странах со схожей политической судьбой раз за разом показывали, что большинство обывателей не голосует даже против плохого правительства, если не убеждается, что ему предлагают лучшую альтернативу, не только гневные лозунги, но и лакомые бонусы. В обоих случаях, когда грузинская оппозиция одержала убедительную победу – на местных выборах 2002-го и на парламентских 2012-го, – ее послание избирателям (если сравнивать с другими кампаниями) содержало не только критику существующего порядка, но и десятки привлекательных, детализированных образов будущего. Перечисленные факторы требуют аккуратной работы с общественным мнением, но многие вновь опираются на «и так сойдет», обсасывая незамысловатые сюжеты вроде: «Власти непременно сфальсифицируют выборы, и народ выйдет на улицы, и тогда…, и тогда…, и…»

В 2008-м, по данным Центризбиркома, Михаил Саакашвили набрал в первом туре внеочередных президентских выборов 53,47%, но оппозиция заявила, что ему приписали примерно 6% (свыше 100 тысяч голосов), и потребовала назначить второй тур. В отчете наблюдательной миссии ОБСЕ говорилось, что соблюдение процедур на 17% избирательных участков было «плохим или очень плохим», а 35% участковых комиссий не подсчитали голоса согласно установленному порядку – несложно представить, какая реакция последовала бы за подобной оценкой сегодня. На улицы тогда выходили не десятки, а сотни тысяч протестующих, но власть устояла так же, как и в ходе конфликта вокруг закона об «иноагентах». А как еще могли повести себя верные ей бюрократы и полицейские, когда им не предложили никакого образа будущего кроме справедливого народного суда и кар небесных? (По неподтвержденным данным, в 2008-м тайные переговоры с ключевыми функционерами все же велись, но, в отличие от 2012-го, им делали слишком расплывчатые предложения.) Если правящая группировка не расколота и сохраняет контроль над силовыми структурами – как официальными, так и теневыми, – мирным демонстрантам будет сложно принудить ее к капитуляции даже при серьезной внешней поддержке, хотя они несомненно самоотверженно выступят против подтасовок. Но зачем вообще рассматривать гипотетические варианты до выборов, в период, когда необходимо обсуждать с избирателями политические и социально-экономические проблемы? В 2003-м, перед «Революцией роз», о возможных последствиях фальсификации говорили не очень часто, но это не помешало сменить власть. И наоборот, перед парламентскими выборами 2008-го подтасовки и вероятную реакцию разгневанных масс упоминали через слово, но это не помогло. Сценарии, которые интересны «политизированной прослойке», нередко не имеют никакого отношения к приоритетам основной части избирателей.

Еще одно незначительное, почти незаметное подтверждение небрежности. Автор просмотрел публикации последних месяцев и подсчитал, что представители оппозиции (конечно, не все, но речь об общем показателе) примерно в 1,8 раз чаще употребляют глагол «обвести» (номер партии в бюллетени), чем лидеры «Грузинской мечты», которые обычно говорят «проголосовать», – раньше такой разницы не было. На первый взгляд, это стилистический нюанс, не имеющий особого значения, тем более что словосочетание «обвести номер» давно превратилось в устойчивое. Но на выборах 26 октября впервые используют электронную систему подсчета, и нужно будет закрашивать кружок рядом с названием партии, а не обводить, как в прежние годы, – во втором случае бюллетень не удастся обработать, и голос избирателя пропадет. Несмотря на разъяснительный ролик Центризбиркома, кто-то из граждан непременно ошибется, и их бóльшую часть, вероятно, составят те, кто будет чаще слышать от предпочитаемых лидеров слово «обвести» – оно может выскочить из глубин подсознания, когда они поднесут ручки к бюллетеням. Несколько сотен или даже тысяч голосов не будут засчитаны. Они могут и не стать решающими – в масштабах страны это сущая мелочь, но и она свидетельствует о небрежности. Наверное, проще сказать «и так сойдет» вместо того, чтобы следить за языком.

Основой предвыборных кампаний в Грузии вот уже тридцать лет служит «треугольник Карпмана», внутри которого взаимодействуют «жертва», «преследователь» и «спасатель» – последнего избиратели, ожидающие политического мессию, постоянно превращают в «спасителя», чуть ли не в святого Георгия, разящего дракона. Образ жертвы повсюду: нация-жертва внешней агрессии, страна-жертва жестокого режима, талантливый юноша-жертва обстоятельств, превративших его в наркомана, а потом и в убийцу, футбольная сборная-жертва кризиса 90-х, бедности, коррупции, гордыни отдельных игроков, глупости тренеров и так далее и тому подобное. В данном контексте можно рассмотреть, например, ключевой нарратив «Грузинской мечты», эффективное противоядие против которого оппозиция до сих пор не выработала: на маленькую Грузию-жертву наседает «глобальная партия войны», чтобы втянуть ее в кровавую бойню, но Бидзина Иванишвили спасает ее, и если лишить его власти, будет война и жертва погибнет. Есть и более сложные, «спиральные» сюжеты, один из которых развивает «Нацдвижение»: Саакашвили стал жертвой преследования Иванишвили, и народ должен спасти его из узилища, чтобы он в свою очередь спас народ, как жертву, которую тиранит Иванишвили. Практически все выступления политиков строятся на этом фундаменте. Опыт футбольной сборной интересен и, в принципе, уникален, потому что она вырвалась за рамки злополучного треугольника и перестала быть жертвой, которую почти все жалели, будто бы гладили по голове, утирая слезы после бесчисленных поражений и рассуждая о том, что нужно сделать для ее спасения. И вдруг команда превратилась во все еще слабого, небольшого, но все же зубастого хищника, и он каким-то чудом избавился клейма вечной жертвы. Возможно, именно это заворожило и опьянило массы, подарив им мимолетное ощущение освобождения.

Цари, князья, епископы, коммунисты, захватчики, оккупанты – преследование, спасение, снова преследование, вновь спасение и так без конца… В ХХ веке тысячи нитей связывали граждан с государством, в котором они зачастую видели карателя и спасателя одновременно и обычно не мыслили жизни без постоянной связи с ним. Прочные, как колючая проволока, связующие нити распадались постепенно; не сразу возник и окреп новый тип мышления, неуместный в феодальный и коммунистический периоды, характерный для собственника, предпринимателя, влияющего и на мировосприятие окружающих – родственников, друзей, сотрудников. Плох такой человек или хорош, совестлив или изворотлив, но он в любом случае ощущает себя хозяином своей судьбы и внутренне противится тому, чтобы принять роль жертвы. Готовы ли партии, которые в интеллектуальном плане застряли в 90-х, говорить с такими людьми? Возможна ли в современной Грузии предвыборная кампания за пределами «треугольника Карпмана»? Не исключено, что именно здесь и спрятана игла с Кащеевой смертью.

Как бы то ни было, десятки признаков подтверждают, что лидеры оппозиционных партий могут вновь использовать замшелые стратегии, которые хорошо изучены властями, повторить ошибки прошлого и проиграть. Мало кто из комментаторов рискует сказать об этом прямо – многие не хотят, чтобы их обвинили в пораженчестве, избегают скандалов и в лучшем случае молчат, когда другие бодрятся и пыжатся. Но шила в мешке не утаить, и противникам «Грузинской мечты» придется принять экстраординарные меры, чтобы в очередной раз не стать жертвами собственных заблуждений и раздутого самомнения.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Подписывайтесь на нас в соцсетях