ПРАГА -- Естественно, взгляд Тбилиси и Москвы на ситуацию в Южной Осетии и Абхазии в основе своей исходит из итогов августовской войны прошлого года и последствия военного конфликта сами стали для всех участников конфликта фактором непреодолимой силы.
Преподователь МГУ Сергей Маркедонов считает, что Россия в своих отношениях с Абхазией и Южной Осетией руководствуется скорее сигналами из республик, нежели собственным представлением об их будущем. Какая-либо стратегия отсутствует просто потому, что Кремль и по сегодняшний день не имеет разработанной концепции о собственной роли на постсоветском пространстве:
«Особенности российской политики в Абахазии и Южной Осетии объясняются самими движениями за этнополитическое самоопределение, которые были в этих республиках. При всей похожести, они непохожи, поскольку в Абхазии гораздо сильнее стремление к собственной государственности, в Южной Осетии это движение скорее не сепаратистское, а ирредентистское – объединение в едином остеинском проекте под российской дланью. Отсюда и ососбенности политики России. В Южной Осетии эта политика более прямая, направленная в той или иной форме на интеграцию этой территории во все российские пространства, скажем, политическое, пространство безопасности и так далее. В Абхазии это больший учет каких-то особенностей самой республики. Не зря во время августвовского знакового визита Владимира Путина в Сухуми он встретился с оппозицией. Даже в признанных республиках постсоветского пространства такого себе политик высокго уровня России не позволял. Эти особенности диктуют какие-то отличительные черты.
Что касается в целом какой-то концепции, то ее в общем нет, поскольку российская политика во всех странах СНГ (признанных и нет) в большей степени реактивна. Некие общие черты, конечно, можно угадать, даже в общем ставка на некую лояльность делается . Но в целом политика в общем более реактивная, чем концептуальная».
Другой российский экперт, ведущий сотрудник Института всеобщей истории Российской Академии Наук Артем Улунян склонен считать, что политический ландшафт самих Абахии и Южной Осетии усложнется, но не благодаря влиянию или целенаправленной российской политие, а в силу внутренних причин:
«Поскольку все внимание было приковано исключительно к проблеме самостоятельности, независимости, признания статуса Южной Осетии, из фокуса уходила внутриполитическая ситуация в республике. И здесь , мне кажется, произошли серьезные подвижки, потому что раньше об этом не говорили, хотя это подспудно и существовало, а сейчас это начинает уже просачиваться и на страницы СМИ, да и в принципе многие аналитики уже к этому подходят. Речь идет о том, что внутри Южной Осетии начинается процесс поляризации политических сил, создания, нельзя сказать политических партий, но все-таки каких-то квазипартийных структур или, даже скажем, групп интересов. И существует уже, можно сказать, определенная реальность в виде власти и даже оппозиция это власти. Это одно из важных событий, которые мы можем наблюдать за прошедший год».
Но не только взгляд из Москвы фиксирует отличия между различными субъектами в зоне конфликта, они сами уже довольно давно хорошо знают о том, что их разделяет. А в новой ситуации привычные претензии друг к другу могут быть дополнены ситуацией неравенства, когда одна из республик окажется в более доверительных отношениях с Кремлем, нежели другая. Струдник Института всеобщей истории Российской Академии Наук Артем Улунян:
«Это пока незаметно, но для тех, кто занимается этой проблемой известно о существовании некоторых шероховатостей во взаимоотношениях между Северной Осетией и Юдной Осетией. Во многом это было обусловлено существованием двух частей в разных плоскостях, а потом уже и в разных государствах. Затем существуют определенные взаимоотношения региональные уже в рамках остеинского общества на севере и на юге, поэтому посещение Кокойты Кремля – это в данный момент имеет скорее функциональное значение. Хотя при определенных обстоятельствах я не исключаю даже того, что на каком-то этапе возможно противоречие между руководжством Южной и Северной Осетий, тем более, что в обществах этих, пока разделенных, существует разное понимание и представление о том, что может происходить, что будет происходить и кто будет поддерживать кого. Это очень сложный вопрос, кстати сказать, ина негоочень долгое время не обращали внимания».
Мнение руководителя института свободы и развития Кавказа, чьи взгляды близки официальной точке зрения Тбилиси, Гиа Нодиа во многом совпадает с позицией его российских коллег. Подходы Грузии таже очевидны и продиктованы сегодня не поисками возможностей, а гораздо более весомыми для нее проблемами, связанными с войной и территориальной целостностью. Гиа Нодиа:
«На сегодня Аюхазия и Южная Осетия в Грузии рассматриваются укак окуппированные территории. Что касается пролитического отношения, то грузинское руководство считает, что на этом этапе каких-то сосбенно публичных контактов иметь с руководствами Абхащии и Южной Осетии смысла нет, потому что они все равно не свободны в своих действиях, они все равно являются марионетками России, но это не исключае6т того, что могут быть какие-то неформальные контакты и могут быть быть какие-то контакты, скажем, на неправительственном уровне. Ожнако, какойто такой стратегии, последовательных позитивных действий, я думаю, в ближайшее время не предвидится. Подход заключается в том, что официальные контакты ничего все равно не принесут, поэтому не имеет смысла на это терять время и не имеет смысла как-то создавать видимость, что Грущия примирилась или намерена примириться с создавщимся положением.
Разница есть между абхахским и южноосетинским руководством с точки зрения Южной Осетии. Большинство не только грузинских, но и международных обозревателей соглашаются, что их ориентация на соединение с Россией и реально руководство Южной Осетии – они являются просто, скажем, ставленниками Москвы в личном плане просто из Москвы прямо назначаются. В Абхазии гораздо более сложная, конечно, ситуация. В начале своего правления Саакашвили пытался играть какую-то свою игру в Абхазии, в како-то степени больше поддерживать Багапша, допустим, чем других руководителей, однако это не принесло каких-то дивидентов, каких-то результатов».
Политические оценки и предпочтения сторон никак не меняются уже длительное время, поэтому и комметарии экспертов звучат точно также, как ониформулировались какие-нибудь полгода назад. Однако это обстоятельство вовсе не свидетельствует о долговременных стратегиях, формирующих поведение Москвы и Тбилиси, обе стороны уверены, что в сложившемся статус-кво пока изменить ничего не удастся.
Преподователь МГУ Сергей Маркедонов считает, что Россия в своих отношениях с Абхазией и Южной Осетией руководствуется скорее сигналами из республик, нежели собственным представлением об их будущем. Какая-либо стратегия отсутствует просто потому, что Кремль и по сегодняшний день не имеет разработанной концепции о собственной роли на постсоветском пространстве:
«Особенности российской политики в Абахазии и Южной Осетии объясняются самими движениями за этнополитическое самоопределение, которые были в этих республиках. При всей похожести, они непохожи, поскольку в Абхазии гораздо сильнее стремление к собственной государственности, в Южной Осетии это движение скорее не сепаратистское, а ирредентистское – объединение в едином остеинском проекте под российской дланью. Отсюда и ососбенности политики России. В Южной Осетии эта политика более прямая, направленная в той или иной форме на интеграцию этой территории во все российские пространства, скажем, политическое, пространство безопасности и так далее. В Абхазии это больший учет каких-то особенностей самой республики. Не зря во время августвовского знакового визита Владимира Путина в Сухуми он встретился с оппозицией. Даже в признанных республиках постсоветского пространства такого себе политик высокго уровня России не позволял. Эти особенности диктуют какие-то отличительные черты.
Что касается в целом какой-то концепции, то ее в общем нет, поскольку российская политика во всех странах СНГ (признанных и нет) в большей степени реактивна. Некие общие черты, конечно, можно угадать, даже в общем ставка на некую лояльность делается . Но в целом политика в общем более реактивная, чем концептуальная».
Другой российский экперт, ведущий сотрудник Института всеобщей истории Российской Академии Наук Артем Улунян склонен считать, что политический ландшафт самих Абахии и Южной Осетии усложнется, но не благодаря влиянию или целенаправленной российской политие, а в силу внутренних причин:
«Поскольку все внимание было приковано исключительно к проблеме самостоятельности, независимости, признания статуса Южной Осетии, из фокуса уходила внутриполитическая ситуация в республике. И здесь , мне кажется, произошли серьезные подвижки, потому что раньше об этом не говорили, хотя это подспудно и существовало, а сейчас это начинает уже просачиваться и на страницы СМИ, да и в принципе многие аналитики уже к этому подходят. Речь идет о том, что внутри Южной Осетии начинается процесс поляризации политических сил, создания, нельзя сказать политических партий, но все-таки каких-то квазипартийных структур или, даже скажем, групп интересов. И существует уже, можно сказать, определенная реальность в виде власти и даже оппозиция это власти. Это одно из важных событий, которые мы можем наблюдать за прошедший год».
Но не только взгляд из Москвы фиксирует отличия между различными субъектами в зоне конфликта, они сами уже довольно давно хорошо знают о том, что их разделяет. А в новой ситуации привычные претензии друг к другу могут быть дополнены ситуацией неравенства, когда одна из республик окажется в более доверительных отношениях с Кремлем, нежели другая. Струдник Института всеобщей истории Российской Академии Наук Артем Улунян:
«Это пока незаметно, но для тех, кто занимается этой проблемой известно о существовании некоторых шероховатостей во взаимоотношениях между Северной Осетией и Юдной Осетией. Во многом это было обусловлено существованием двух частей в разных плоскостях, а потом уже и в разных государствах. Затем существуют определенные взаимоотношения региональные уже в рамках остеинского общества на севере и на юге, поэтому посещение Кокойты Кремля – это в данный момент имеет скорее функциональное значение. Хотя при определенных обстоятельствах я не исключаю даже того, что на каком-то этапе возможно противоречие между руководжством Южной и Северной Осетий, тем более, что в обществах этих, пока разделенных, существует разное понимание и представление о том, что может происходить, что будет происходить и кто будет поддерживать кого. Это очень сложный вопрос, кстати сказать, ина негоочень долгое время не обращали внимания».
Мнение руководителя института свободы и развития Кавказа, чьи взгляды близки официальной точке зрения Тбилиси, Гиа Нодиа во многом совпадает с позицией его российских коллег. Подходы Грузии таже очевидны и продиктованы сегодня не поисками возможностей, а гораздо более весомыми для нее проблемами, связанными с войной и территориальной целостностью. Гиа Нодиа:
«На сегодня Аюхазия и Южная Осетия в Грузии рассматриваются укак окуппированные территории. Что касается пролитического отношения, то грузинское руководство считает, что на этом этапе каких-то сосбенно публичных контактов иметь с руководствами Абхащии и Южной Осетии смысла нет, потому что они все равно не свободны в своих действиях, они все равно являются марионетками России, но это не исключае6т того, что могут быть какие-то неформальные контакты и могут быть быть какие-то контакты, скажем, на неправительственном уровне. Ожнако, какойто такой стратегии, последовательных позитивных действий, я думаю, в ближайшее время не предвидится. Подход заключается в том, что официальные контакты ничего все равно не принесут, поэтому не имеет смысла на это терять время и не имеет смысла как-то создавать видимость, что Грущия примирилась или намерена примириться с создавщимся положением.
Разница есть между абхахским и южноосетинским руководством с точки зрения Южной Осетии. Большинство не только грузинских, но и международных обозревателей соглашаются, что их ориентация на соединение с Россией и реально руководство Южной Осетии – они являются просто, скажем, ставленниками Москвы в личном плане просто из Москвы прямо назначаются. В Абхазии гораздо более сложная, конечно, ситуация. В начале своего правления Саакашвили пытался играть какую-то свою игру в Абхазии, в како-то степени больше поддерживать Багапша, допустим, чем других руководителей, однако это не принесло каких-то дивидентов, каких-то результатов».
Политические оценки и предпочтения сторон никак не меняются уже длительное время, поэтому и комметарии экспертов звучат точно также, как ониформулировались какие-нибудь полгода назад. Однако это обстоятельство вовсе не свидетельствует о долговременных стратегиях, формирующих поведение Москвы и Тбилиси, обе стороны уверены, что в сложившемся статус-кво пока изменить ничего не удастся.
