ВЗГЛЯД ИЗ ПРАГИ -- Удивительно, что Аскар Акаев отметился в популярных ныне мнениях о сближении ситуации в Киргизии и в Грузии. Здесь какая-то проблема с нечувствительностью совести. Впрочем, к делу. Акаев выдвинул собственную теорию цветных революций, которые, по его мнению, имеют общий родовой изъян. Эволюционизм экс-президента Киргизии вполне традиционен и входит в минимальный мировоззренческий багаж среднестатистического советского интеллигента. Он базируется на отрицании революции как стихии насилия, опрокидывающей сложившийся порядок жизни, политический и социальный.
Заявив о своих правах на перемены, революция превращается в перманентный процесс, поскольку недовольство массы начинают выражать не посредством выборов, а отстраняя неугодных властителей посредством переворотов. Здесь не о чем спорить. Эта схема тысячу раз подтверждена, описана, детализирована на примерах множества революций.
Именно в эту модель Акаев и укладывает скопом весь опыт массовых проявлений недовольства, приведших к смене власти в Грузии, Украине и Киргизии. По его мнению, у постсоветских революций есть два исхода. Условно говоря, украинский, когда по прошествии некоторого времени фактически восстанавливается статус-кво, и киргизский: масштабное кровопролитие. Грузия, по мнению Акаева, может избежать наихудшего развития событий, сменив своего грузинского Ющенко на своего же Януковича. Не так важно, верит ли сам изгнанник в сказанное. Скорее всего, да. Обычно у плохих руководителей после ухода напрочь отшибает память о совершенных ими ошибках.
Хотелось бы, прежде всего, понять, действительно ли описанные Акаевым закономерности действуют, и опасность повторения кровавого сценария нависла над Грузией. Если проанализировать амплитуду массовых протестов в Грузии, или, вернее, в Тбилиси, то можно с уверенностью констатировать ее затухание, постепенное сползание к нулевой отметке. И, кажется, вовсе не потому, что власть пытается наложить на них запрет. Напротив, в ходе прошлогодних уличных волнений власть демонстративно убрала руки за спину, отказавшись от любых вариантов разгона и подавления. А выборы в местное самоуправление стали доказательством серьезного развития всего института народного волеизъявления. С некоторыми оговорками, они были конкурентными и прозрачными. По их завершению, у оппозиции не было шансов вывести людей на улицы. Сколько-нибудь серьезный и понятный повод для протестов просто отсутствовал. Ход событий здесь выстраивается в прямо противоположном направлении. Революционная логика не воспроизводит себя. Ее вытесняет новый порядок: логика закона и демократии. Это итог модернизации системы. Модернизация, совершенствование – понятное и простое лекарство от насилия. Тогда как деградация политических форм, а вовсе не «цветной» (напомню, что это слово использовалось как синоним определения «ненасильственный») характер уличной демократии, порождает ненависть к власти и потребность в ее крови.
Академик-либерал, превратившийся в диктатора, утопивший в безбрежной и бессовестной коррупции свое маленькое государство, сделал все, чтобы продуцировать бунт, который при нем отнюдь не был бессмысленным и беспощадным. У сменившего его Бакиева была возможность погасить революционную амплитуду посредством модернизации. Но он стал руководить теми же методами, что и Акаев. В отличие от первой, вторая волна смела не только его, но унесла сотни, а может быть, и тысячи жизней.
Можно сколько угодно говорить о недостатках Саакашвили и его политики. Они есть. Одно несомненно. Эта система в развитии, и благодаря этому, нейтрализует, растворяет потребность в насилии, постепенно признавая за обществом право на управление и давая ему соответствующие инструменты. Постсоветские пространства больны насилием. И оно приобретает все более экзотические формы. Партизаны Приморья, надписями во славу которых расписывают сегодня в России стены домов, возможно, первая примета того, что
киргизский вариант постепенно вступает в свои права и на территории России. Но никак не Грузии.
Заявив о своих правах на перемены, революция превращается в перманентный процесс, поскольку недовольство массы начинают выражать не посредством выборов, а отстраняя неугодных властителей посредством переворотов. Здесь не о чем спорить. Эта схема тысячу раз подтверждена, описана, детализирована на примерах множества революций.
Именно в эту модель Акаев и укладывает скопом весь опыт массовых проявлений недовольства, приведших к смене власти в Грузии, Украине и Киргизии. По его мнению, у постсоветских революций есть два исхода. Условно говоря, украинский, когда по прошествии некоторого времени фактически восстанавливается статус-кво, и киргизский: масштабное кровопролитие. Грузия, по мнению Акаева, может избежать наихудшего развития событий, сменив своего грузинского Ющенко на своего же Януковича. Не так важно, верит ли сам изгнанник в сказанное. Скорее всего, да. Обычно у плохих руководителей после ухода напрочь отшибает память о совершенных ими ошибках.
Хотелось бы, прежде всего, понять, действительно ли описанные Акаевым закономерности действуют, и опасность повторения кровавого сценария нависла над Грузией. Если проанализировать амплитуду массовых протестов в Грузии, или, вернее, в Тбилиси, то можно с уверенностью констатировать ее затухание, постепенное сползание к нулевой отметке. И, кажется, вовсе не потому, что власть пытается наложить на них запрет. Напротив, в ходе прошлогодних уличных волнений власть демонстративно убрала руки за спину, отказавшись от любых вариантов разгона и подавления. А выборы в местное самоуправление стали доказательством серьезного развития всего института народного волеизъявления. С некоторыми оговорками, они были конкурентными и прозрачными. По их завершению, у оппозиции не было шансов вывести людей на улицы. Сколько-нибудь серьезный и понятный повод для протестов просто отсутствовал. Ход событий здесь выстраивается в прямо противоположном направлении. Революционная логика не воспроизводит себя. Ее вытесняет новый порядок: логика закона и демократии. Это итог модернизации системы. Модернизация, совершенствование – понятное и простое лекарство от насилия. Тогда как деградация политических форм, а вовсе не «цветной» (напомню, что это слово использовалось как синоним определения «ненасильственный») характер уличной демократии, порождает ненависть к власти и потребность в ее крови.
Академик-либерал, превратившийся в диктатора, утопивший в безбрежной и бессовестной коррупции свое маленькое государство, сделал все, чтобы продуцировать бунт, который при нем отнюдь не был бессмысленным и беспощадным. У сменившего его Бакиева была возможность погасить революционную амплитуду посредством модернизации. Но он стал руководить теми же методами, что и Акаев. В отличие от первой, вторая волна смела не только его, но унесла сотни, а может быть, и тысячи жизней.
Можно сколько угодно говорить о недостатках Саакашвили и его политики. Они есть. Одно несомненно. Эта система в развитии, и благодаря этому, нейтрализует, растворяет потребность в насилии, постепенно признавая за обществом право на управление и давая ему соответствующие инструменты. Постсоветские пространства больны насилием. И оно приобретает все более экзотические формы. Партизаны Приморья, надписями во славу которых расписывают сегодня в России стены домов, возможно, первая примета того, что
киргизский вариант постепенно вступает в свои права и на территории России. Но никак не Грузии.
