Все могло быть, например, так. «Как я вас понимаю, – начал издалека Петр Алексеевич, – нет никаких сил терпеть вашего Мишу!» – «А я вас предупреждал, – почуяв неладное, прощупал диспозицию Бидзина Григорьевич. – Что он теперь учудил?» – «Да ничего нового, – уклончиво ответил Петр Алексеевич, – просто чую, обманул он нас, когда гражданство просил».
Бидзина Григорьевич на пару секунд прикрыл веки и прислушался. Он любил этот звук, этот задорный шелест выстраивания в мозгу готовой бизнес-схемы, он подождал, пока не разбегутся в ней по местам последние нули и запятые, и доверительно, как старому другу перед тем, как вскрыть карты, произнес:
«Все, что закажете, Петр Алексеевич! Дадим вам любые задокументированные повороты сюжета. Но... Знаете ли, у нас сейчас тут и без Миши нескучно. Конституция, националисты, в церкви все друг друга, как Борджиа, травят. В общем, Миша в Тбилиси, даже в тюрьме – не грузинская мечта».
Оба рассмеялись хорошему каламбуру, Порошенко уехал домой, а Саакашвили в Америку, возможно, уже зная, как удачно своей поездкой сложил пасьянс. Порошенко подписал указ, возвращаться Саакашвили некуда, ни в Киев, ни в Тбилиси, а, значит, и тюрьмы ему не светит. Американцам не надо что-то решать с отсутствием у него, ставшего вмиг апатридом, нужной визы. Словом, все прошло так хорошо, будто наша история случилась на самом деле. Но есть один неохваченный ею сюжет, законченность которого в чем-то важнее, чем завершение украинского сезона в жизни Саакашвили. Петр Порошенко вместе с гражданством Саакашвили отменил и систему табу, через которую, как сквозь хитрый оптический механизм, воспринималась вся постмайданная Украина.
Украинская революция без конца и края в качестве черного ящика всех устраивала, и в этом был залог всеобщего либерально-демократического компромисса. Что там происходило внутри, в соответствии с ним, считалось пренебрежимо малым и, конечно, простительным на фоне тех лишений, которые несла Украина в своей борьбе. Внутри черного ящика президент запрещал книги, интернет и кино, но тех, кто следил за ее борьбой снаружи, это совершенно не интересовало. Внутри по этому поводу негодуют и смеются точно так, как принято над этим смеяться везде и без войны, потому что внутри люди живут обычной, чуть более трудной жизнью, а в маршрутках и автобусах, как и до войны, крутят дурацкий русский шансон, и это тоже смешно. Но снаружи до всего этого дела нет, потому что ящик спасительно черен, хоть и выкрашен в ярко-оранжевый цвет.
Украина не Россия не потому, что у нее по-другому устроена элита – нет, она ничуть не менее отталкивающая и продажная, чем российская. И гражданское общество, которое обещает Украина после каждого Майдана, так и остается выигравшим лотерейным билетом, который никто не собирается оплачивать. Дело в другом. Если в России государство довлеет над обществом, то в Украине оно просто ушло в сторону, прихватив с собой все ресурсы. Оно не отнимает и не изымает, как в России, просто воровство в особо крупных размерах для него единственная и естественная форма существования, и в этом смысле горизонтальное расположение по отношению к обществу оказывается технологической удачей. Майдан – не восстание, Майдан – это призыв к государству заняться тем, чем оно должно заниматься, а это утопия, поскольку ему предлагают вернуться туда, где его никогда и не было. После Майдана – это надежда общества на то, во что на самом деле оно уже не верит, и когда иссякает надежда, начинает зреть новый Майдан. Таков цикл, который при всем своем драматизме все равно намного веселее гулкого однообразия по соседству.
А тут еще и война, которая на то и война, чтобы все списывать – тем, конечно, кто продолжал верить в лучшее в черном ящике. Тех, кто внутри, власть, по-прежнему уносящая все, что плохо лежит, на сторону, и не пытается обмануть. Революция давно закончилась, в решающую фазу вступают жизнелюбивые бои без правил, всех против всех, но с ситуативными альянсами. Жертвой оказался Михаил Саакашвили – что ж, пусть проигравший плачет, хотя никто не мешает тешить себя прекраснодушными размышлениями о руке Москвы или кознях Иванишвили.
Но теперь из этого выходит какая-то уж совершеннейшая клоунада.
Внесена, похоже, необходимая ясность. Как это часто бывает с вехами большого пути, случайно. Не в борьбе с интернетом и прочей свободой слова, а окончании интриги, к революции, имевшей с самого начала отношение примерно то же, что оранжевый шарф на шее стоявшего на Майдане Петра Порошенко, еще не президента Украины, но уже создателя Партии регионов. В истории – иногда, а в умах современников – почти всегда остается не что, а как: один революционер без страха и упрека наехал на другого еще более значительного революционера без страха и упрека. Один враг Москвы – на другого врага Москвы. Один наш – на другого нашего.
Что не так с революцией?
Кто знал, что хорошие новости иногда поступают в жанре анекдота? Пострадавших нет, и если добро не победило зло, то и не наоборот, что тоже неожиданно. А с учетом иллюзий, которые, сам того не ведая, принялся развеивать президент Украины, почти смешная история так и вовсе смотрится почти прекрасной. Особенно по нынешним-то временам, на прекрасное, как и на по-настоящему смешное, довольно жадным.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
