В Тбилиси с официальным визитом побывал Александр Лукашенко, создав весомый повод для разговора о сотрудничестве Беларуси и Грузии и об отношении грузин к бывшим союзным республикам.
Большинство грузинских комментаторов не жалует слово «постсоветский», усматривая за ним некую вторичность, даже второсортность, и чуть ли не некротическую связь с минувшей эпохой. В последнее время они предпочитают говорить о Грузии как об аутсайдере европейской (или восточноевропейской) лиги, чем как о лидере постсоветской. Поэтому, описывая какую-либо из республик рухнувшего Союза, они испытывают определенную неловкость. С одной стороны, очевидно, что в двусторонних отношениях есть что-то особое, зачастую сентиментальное, но с другой – они напоминают встречу старых знакомых, служивших в одной роте, топтавших одну зону или мечтавших вместе сбежать из психушки. На губах улыбка, но взгляд внимательно выискивает какой-то подвох, конвоиров и санитаров, притаившихся за углом, само прошлое, которое готово предъявить свой счет, словно удостоверение сотрудника КГБ. И за восклицанием «Как ты, братишка?!», как за локомотивом, подобно веренице столыпинских вагонов, тянется подтекст – «Ты ведь понимаешь, у меня теперь совсем другая жизнь».
Эдуард Шеварднадзе рассказывал, что глава БССР Петр Машеров помог ему отыскать могилу брата, погибшего в Брестской крепости. В конце 70-х их отношения осложнились, но они, как и другие грузинские и белорусские руководители, постоянно подчеркивали взаимное уважение. Правители (и элиты) союзных республик всегда оставляли возможность для быстрого создания тактических альянсов как друг с другом, так и союзниками в Москве – будь то недовольные в ЦК КПСС или, к примеру, в рядах творческой интеллигенции. Взаимные реверансы завершились лишь в марте 2006-го, когда в период президентских выборов в Минске начались акции протеста, а Михаил Саакашвили заговорил об «освобождении народа» от «диктаторского режима». Тогда белорусские власти задержали в аэропорту грузинских депутатов и выдворили из страны вместе с некоторыми другими гражданами Грузии, обвинив их в разжигании беспорядков.
В отношениях двух стран наступил «ледниковый период», закончившийся осенью 2007-го, когда Лукашенко с большим, почти демонстративным почетом принял в Минске главу грузинского МВД Вано Мерабишвили; многие в России посчитали, что он сделал это назло Кремлю. После августовской войны в Тбилиси рассуждали о том, что Лукашенко может поддаться давлению Москвы и признать независимость двух самопровозглашенных республик, но вскоре убедились, что опасаться нечего.
В 2010-м отношения Москвы и Минска обострились; 4 июля российский телеканал НТВ показал первую серию фильма «Крестный батька», который Лукашенко воспринял как личное оскорбление. Неделю спустя главы Беларуси и Грузии провели закрытую встречу в Крыму, а еще через пару дней белорусское телевидение выпустило в эфир большое интервью с Саакашвили. Он очень тепло отзывался о Лукашенко и белорусском народе и, в отличие от марта 2006-го, не призывал его избавиться от диктатуры.
Музыка играла недолго, а танцы завершились в феврале 2011-го, когда в белорусских СМИ появилась информация об американской дипломатической депеше, опубликованной WikiLeaks, – в ней описывалась беседа Саакашвили с заместителем министра обороны США Александром Вершбоу 19 октября 2009 года в Тбилиси. Саакашвили якобы попросил американцев предложить Беларуси «морковку», чтобы воспрепятствовать признанию Абхазии и Южной Осетии, и вдобавок заявил, что «основной мотивацией для Лукашенко... являются деньги». Сложно сказать, поверил ли Батька в подлинность этой информации, но менее чем через месяц в интервью Washington Post он назвал грузинского руководителя «вашим сукиным сыном». Как бы там ни было, Саакашвили действительно любил давать западным дипломатам советы космического масштаба, и... они выслушивали его со стоическим терпением.
Какое-то время двусторонние отношения напоминали кардиограмму гипертоника, но после смены власти в Тбилиси стабилизировались. Лукашенко дважды побывал в Грузии, и российские СМИ внимательно наблюдали за каждыми его репликой и жестом, будь то упоминание Абхазии как части грузинского государства или возложение венка к мемориалу погибшим в борьбе за его целостность. К слову, именно после того, как министр иностранных дел России Сергей Лавров в феврале 2005-го отказался посетить упомянутый мемориал, стороны, впервые после «Революции роз», перестали маскировать взаимную неприязнь, что, несомненно, способствовало эскалации.
Иногда двусторонние отношения – это просто двусторонние отношения и никак не связаны с Кремлем. Товарооборот растет как на дрожжах, туристы пьют вино и осматривают древние развалины, а на заднем фоне деловито ползают мини-тракторы «Беларус-152». Молодые граждане двух стран знакомятся, общаются и зачастую влюбляются – кажется, какие-то черты национальных характеров создают сильное магнитное поле. Но в подтексте встреч, состоявшихся на минувшей неделе в Тбилиси, Россия все же присутствовала потому, что ее невозможно изъять из системы координат Александра Лукашенко и белорусской элиты в целом. Батька действует в своих интересах, часто вопреки желаниям восточного соседа, но всегда с оглядкой на Кремль. Он разыгрывает сложную партию в географическом и смысловом пространстве, которое больше не интересует верхушку грузинского общества.
Она веками совершенствовала навыки взаимодействия с элитами других стран и зачастую являлась полезным союзником в борьбе имперских фракций. Но попытки Александра Лукашенко, или, к примеру, Евгения Примакова, увлечь ее «игрой престолов» на одной шестой части суши не увенчались успехом, несмотря на возможность получить неплохие бонусы (как, впрочем, и проиграть). Нечто похожее произошло во второй половине XVIII века, когда грузинская элита утратила интерес к Персии. Могучая некогда держава слабела, шахскую корону примеряли чуть ли не пастухи – можно было работать с марионетками, а при определенном везении посадить на трон условного «Сталина». Но для этого следовало с головой окунуться в политику и культуру метрополии, превратив ее в неотъемлемую часть своего мировосприятия, подобно грузинским большевикам после российской революции. А желания поступить так не было, как нет его и сейчас, когда многие грузины воспринимают постсоветское пространство лишь как материализованное прошлое. Раньше его олицетворяла «гостья из будущего» Алиса Селезнева, сегодня – «гость из прошлого» Александр Лукашенко.
25 марта в Минске на акции, приуроченной к столетию провозглашения Белорусской Народной Республики, задержали десятки гражданских активистов. Но, несмотря на критику последовательных демократов и правозащитников, к Батьке в Грузии относятся в целом доброжелательно из-за твердой позиции по самопровозглашенным республикам, а некоторые комментаторы хвалят его за сохранение советского промышленного потенциала и рабочих мест. Впрочем, их оппоненты утверждают, что если бы Грузия попыталась сделать то же самое и потянулась за дешевыми энергоносителями, то попала бы в полную зависимость от России. Они полагают, что спасение старой индустрии, социальных программ и т.д. законсервировало бы советские порядки и помешало бы модернизационным реформам, так что, несмотря на страшные потери, сожалеть о разрушенном до основанья нечего. Спор обо всем этом в грузинских соцсетях и СМИ, вероятно, будет продолжаться бесконечно.
И вот он улетел, пообещав вернуться. Грузия с радостью продолжит менять вино на тракторы и принимать белорусских туристов, скорее всего, забудет об опыте 2006-го и поддержке минских оппозиционеров, а в случае необходимости подыграет Лукашенко, когда он в очередной раз поссорится с Путиным, но едва ли обратится к нему как к посреднику и не станет координировать с ним свои шаги на российском и уж тем более на европейском направлении. В Тбилиси его считают недостаточно предсказуемым для этого, к тому же имидж Лукашенко на Западе оставляет желать лучшего. Так что – дружба дружбой, прошлое прошлым, а табачок врозь.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
