Следующая неделя в Грузии будет очень напряженной. Второй тур местных выборов привлекает внимание, порождает иллюзии и серийно убивает нервные клетки. Но, пока все взоры обращены к 30 октября, стоит оглянуться назад, поскольку история первого тура содержит в себе прообраз грядущих событий.
Совсем недавно число «43» переливалось всеми цветами радуги и опьяняло умы. Сегодня оно проклято и забыто, словно его вырезали из учебника математики, как портрет Лаврентия Берия из газеты «Правда». Компромиссное соглашение Мишеля, подписанное партиями 19 апреля, предусматривало проведение внеочередных парламентских выборов в 2022-м в том случае, если правящая «Грузинская мечта» не наберет 43% на местных. Позже «Мечта» вышла из соглашения, указав, что к нему не присоединилось самое крупное оппозиционное объединение («Нацдвижение»). Ее лидеры утверждали, что не назначат выборы, даже если получат 1%, и многим комментаторам казалось, что они разорвали прежние договоренности, так как боялись, что не преодолеют барьер. Социологические опросы – в том числе и предназначенные для внутрипартийного употребления – показывали, что правящая партия балансирует на грани. Ни один серьезный эксперт не стал бы утверждать, что она гарантированно (не) наберет 43%.
Альтернативная история – неблагодарный жанр; сложно сказать, что произошло бы если б «Грузинская мечта» получила, например, 41 или 42 процента. С одной стороны, «националы» и их союзники продолжали считать барьер актуальным и называли голосование референдумом, с другой – никто не знал, сумеют ли они принудить «Мечту» к капитуляции. А западные партнеры избегали резких формулировок – чувствовалось, что им не понравился «мечтательный» финт ушами, но они хотели опираться на результаты голосования, а не предположения. В конце концов, правящая партия набрала 46,75%. Ее лидеры сразу же заговорили о том, что выиграли т. н. референдум, само существование которого отрицали несколькими днями ранее, а разочарованные «националы», по сути, перестали обсуждать эту тему. Сюжет выпал из информационного пространства, как птенец из гнезда.
Некоторые специалисты говорят, что на основе опросов ожидали худшего результата, но избегают манипуляций с цифрами. 3,75% сверх «барьера Мишеля» – 68 092 голоса при зафиксированной Центризбиркомом явке 1 815 776 граждан. Это число сопоставимо с количеством избирателей в не самом крупном столичном округе Чугурети или в Гардабани, Кобулети, ряде других муниципалитетов. Оно не создает впечатления чего-то неизбежного, непреодолимого и как бы намекает, что эти люди могли проголосовать за другие партии или остаться дома. До сих пор на выборах органов самоуправления явка всегда была ниже 50%, а 2 октября составила 51,92%. Многие эксперты говорят, что появление Михаила Саакашвили в Грузии непосредственно перед выборами обеспечило тотальную мобилизацию его сторонников и побудило некоторых избирателей «малых партий» поддержать «Нацдвижение». Но зачастую они тщательно избегают рассуждений о том, что это же событие привело на участки и какое-то количество избирателей «Мечты», а кто-то из них в последний момент передумал голосовать за партию Гахария. Поляризация – палка о двух концах. Данные экзитполов о времени принятия решения не дают полной картины и доступны не всем, но и они, и свидетельства множества людей о том, как их (апатичные, ленивые, колебавшиеся – нужное подчеркнуть) знакомые решили проголосовать за правящую партию после того, как на экранах замелькал Саакашвили, подталкивают нас к парадоксальному, еретическому с точки зрения «националов» выводу: 2 октября Михаил Саакашвили спас «Грузинскую мечту», обеспечив ей поддержку «тех 70 тысяч избирателей», которые были необходимы, чтобы преодолеть «барьер Мишеля». Он почти наверняка ожидал противоположного результата. Чтобы выяснить, какой именно психологический фактор сработал против него, нужно продолжить раскопки, углубляясь в прошлое.
20 ноября 2012 года, вскоре после поражения «Нацдвижения» на парламентских выборах Михаил Саакашвили заявил: «В публичных и частных разговорах было зафиксировано несколько таких сигналов, которые однозначно нервируют и вызывают беспокойство. Мы слышим только одну фразу: «Всех нужно отправить в тюрьму». Главный прокурор выступил и объявил, что нет ни одного члена прежнего правительства, который не проходит по списку кандидатов на арест. Может быть, сравнение неточно, но я вспомнил одного из лидеров Французской революции – Робеспьера. По его решению несколько человек в день лишались головы. Потом он собрал депутатов и сказал, что всех их нужно арестовать. Что сделал парламент? Вынес ему смертный приговор». Не стоит цепляться к искаженной до неузнаваемости цитате главпрокурора и мелким неточностям вроде «собрал депутатов» или «несколько человек» (за предыдущие полтора месяца только в Париже казнили свыше 1300). Главное, что Робеспьер никогда не говорил, что в тюрьму нужно отправить «всех», в этом-то и заключалась суть его фатальной ошибки. 8-го термидора (26.07.1794) в своей знаменитой речи он сказал, что в Конвенте есть враги, с которыми нужно разобраться, но не назвал имен, поэтому воображение находившихся в зале дополнило туманную угрозу, дорисовало картину, и едва ли не каждый депутат решил, что находится в опасности. Именно так родился страх, обеспечивший успех Термидора.
Звучало это так – «Против свободы общества существует заговор. Своей силой он обязан преступной коалиции, интригующей в Конвенте. Эта коалиция имеет сообщников в Комитете общественной безопасности и во всех бюро этого Комитета, где они господствуют. Враги республики противопоставили этот комитет Комитету общественного спасения… В этот заговор входят члены Комитета общественного спасения. Созданная таким образом коалиция стремится погубить патриотов и родину. Как исцелить это зло? Наказать изменников».
Представим себе условный психологический переключатель с тремя позициями для рычажка: «Никого не накажут», «Накажут всех» и «Накажут, кого захотят». В первом случае никаких сложностей не возникнет. Во втором – многим покажется, что наказать «всех» физически невозможно, что столь масштабные репрессии неразумны и/или не будут достаточно жестокими – сознание скорее оттолкнет мрачные предчувствия, чем начнет обгладывать их, как собака мозговую кость. А вот в последнем случае слушатель ощутит себя потенциальной жертвой произвола, вспомнит о поступках, из-за которых власти могут расправиться с ним и, наконец, решит действовать, чтобы спасти свою жизнь. Зловещая неопределенность приводит к более серьезным последствиям, чем грозная на первый взгляд фраза «накажут всех», подразумевающая наличие лазеек. Это, собственно, и погубило Робеспьера. К слову, его любимым цветком тоже была роза, а ухаживая за дамами, он посылал им тексты своих пространных и весьма скучных выступлений в суде.
В конце 2012-го Саакашвили видел, что зона его влияния быстро сжимается, а подобострастные прежде чиновники начинают выслуживаться перед новым правителем. Некоторые соратники пытались привлечь его внимание к идее т. н. легитимного переворота, и ее практически открыто обсуждали в СМИ (и тут уже надо вспоминать не Робеспьера, а позднего Людовика XVI, поскольку роялисты нередко советовали ему сделать что-то похожее). Тогда, в 2012-13 годах при переходе к парламентской модели Конституция трансформировалась, но все еще позволяла Саакашвили отправить правительство в отставку, а после определенных манипуляций – распустить парламент, назначить новые выборы, ввести чрезвычайное положение и т. д. Подобные шаги вызвали бы яростное сопротивление, поэтому было важно прощупать возможную реакцию госслужащих и попытаться сплотить их. А «Грузинская мечта» – что явственно прослеживается в прессе тех дней – усмотрела за рассуждениями о казни Робеспьера какую-то туманную (!) угрозу и приложила все усилия для того, чтобы лишить Саакашвили конституционных рычагов до окончания срока.
Моделирование в лаборатории альтернативной истории вряд ли позволит установить, имел ли гипотетический «легитимный переворот» шансы на успех. Скорее всего – нет, поскольку сопротивление было бы очень масштабным и ожесточенным, западные партнеры не одобрили бы изнасилование демократии, да и силовых ресурсов вряд ли хватило бы. Американцы в тот период очень внимательно следили за тем, чтобы грузинских силовиков не втянули в политические игрища. Еще до выборов, 22 февраля 2012 года, когда напряженность в стране еще не зашкаливала, но уже вызывала озабоченность, зампомощника министра обороны США Селеста Уолландер (в июне 2021 президент Байден вновь выдвинул ее на высокую должность в Пентагоне) произнесла в Гори перед слушателями Академии обороны речь о том, что «армия должна соблюдать политический нейтралитет и не должна поддерживать какие-либо политические группы». Три дня спустя Саакашвили приехал в академию, чтобы порассуждать о том, что оппозиция льет воду на мельницу Путина. Не прошло и месяца, и представлявший тогда «Грузинскую мечту» Ираклий Аласания заявил, что «националы» создают партийные вооруженные формирования под прикрытием программы добровольного резерва (о ней было объявлено 31 октября 2011-го, и ее «параллельность» основной программе сразу же вызвала недоуменные вопросы). Аласания обвинил министра обороны Бачо Ахалая и его подчиненных. Начался скандал, «националы» все отрицали, но, как бы то ни было, до создания полноценных формирований на партийной основе дело тогда не дошло (та ожесточенная, но тайная процентов на 90 борьба вряд ли когда-нибудь будет описана). И тем, кто 8-9 месяцев спустя мечтал о «легитимном перевороте», приходилось учитывать, что доброжелательное вмешательство извне обездвижит значительную часть силовых структур, внутренние разногласия резко снизят их КПД (причем не только в традиционно нейтральном Минобороны, но и в МВД, где уже шли кадровые перестановки), а большинство высших офицеров не полезет в политическую авантюру. Таким образом, им пришлось бы рассчитывать разве что на пару сводных батальонов сомнительного качества, а их для подавления сопротивления не хватило бы. В таком же положении окажутся и нынешние правители, если решат, что волю избирателей можно как-то «легитимно» или «конституционно» обойти или объехать на броневике.
Как распространялся «вирус Робеспьера» 1 октября? Сам Саакашвили в своих видео не угрожал, но если мы просмотрим комментарии под сообщениями электронных СМИ и дискуссии в соцсетях, то увидим, что его поклонники зачастую пытались надавить на своих оппонентов психологически и стращали их возмездием. К примеру, сторонница «националов» написала на страничке проправительственного эксперта: «Скоро увидите, что с вами будет. 55555!» (5 – традиционный номер «Нацдвижения» в избирательных бюллетенях). Он спросил: «Кто вы, что вам нужно?», и получил ответ – «55555». Подобных диалогов сотни, тысячи – 1 октября они формировали психологический фон, и не всегда были такими смешными. Что происходит, когда сознание сталкивается с сигналами типа «Скоро увидите…» или «55555», и их усугубляют сообщения о грядущем продвижении автоколонн оппозиции к Тбилиси (о нем говорил Саакашвили в одном из последних видео), и никто не понимает, как оно связано с выборами, «барьером Мишеля» и т. д? Встрепенувшееся воображение дорисовывает пугающую картину так, как это произошло в Конвенте 8-го термидора. Описанный выше рычажок щелкает и застывает напротив надписи «Накажут, кого захотят», после чего даже самый робкий, колеблющийся термидорианец начинает действовать. Метафора неслучайна; смена власти в 2012-м – скорее термидорианский переворот, чем беспощадная в своей бессмысленности реставрация Бурбонов. Стоявшие за ним влиятельные и богатые люди намеревались пользоваться всеми преимуществами нового порядка вещей, но им больше не требовались и казались опасными замаравшие руки в процессе его создания радикалы. Так что, прощайте, гражданин Робеспьер, прощайте…
Возможно, инертных лоялистов напугал не сам Саакашвили (его последовательные противники политически активны и обычно голосуют без дополнительных стимулов), а туман неопределенности, за которым они угадывали угрозу произвола. Хотя нечто фатальное вряд ли произошло бы сразу же. Гипотетической смене власти предшествовал бы переходный период до внеочередных парламентских выборов и после них, а западные партнеры, представленные, к примеру, тем же Шарлем Мишелем, почти наверняка наложили бы на «националов» обязательства, резко ограничивающие возможность вендетты. К тому же не существовало никаких гарантий, что они выиграют выборы даже вместе с потенциальными союзниками по коалиции. Но все это становится ясно по трезвом, неторопливом размышлении, а тогда, 1 октября, менее чем за сутки до голосования, коллективное сознание лоялистов бомбардировал «вирус Робеспьера» – Саакашвили, виртуальные автоколонны, 55555, опять Саакашвили, скоро увидите, после узнаете, 55555 и так далее, и тому подобное… И многие ворчуны, да и лентяи засобирались на выборы. Возможно, их было именно 70 000, и «Грузинская мечта» преодолела барьер Мишеля с запасом. Набери она, например, 43,3%, оппозиция смогла бы говорить о подтасовке результатов, указывая на сомнительные (вроде зугдидского) эпизоды, но 46,75% вкупе с положительными (в целом) оценками наблюдателей перечеркнули этот сценарий.
В конечном счете, сработали оба фактора, рациональный и иррациональный: неприятие Саакашвили, основанное на воспоминаниях о периоде его правления, и страх перед неопределенностью. Оба будут актуальны и 30 октября, хотя избирателям, скорее всего, не придется принимать решение быстро, под давлением неожиданных обстоятельств. Лидеры «Нацдвижения» убеждают сторонников, что голосование во втором туре решит все, чтобы обеспечить высокий уровень мобилизации, но их слышат и «лоялисты». С одной стороны, они знают, что избрание 20 «оставшихся» мэров (в 44-х округах «Мечта» выиграла в первом туре) никак не связано с назначением внеочередных парламентских выборов, освобождением Саакашвили или сменой власти. С другой – слышат, как «националы» обещают немедля решить перечисленные вопросы. Более чем вероятно, что на стыке двух разнонаправленных мыслей они вновь обнаружат угрозу, точнее, «дорисуют» ее – с дестабилизацией страны, столкновениями и, как любят выражаться некоторые грузинские комментаторы, «майданизацией», особенно если их мятущийся взор будет наталкиваться на фразы типа «Иванишвили убежит, а вы останетесь» и «55555!» Легко представить, как они расшифровывают, к примеру, фрагмент из субботнего обращения Саакашвили к батумским сторонникам: «После победы [во втором туре] жду вас в Рустави [там он отбывает наказание]. Я хочу, чтобы двери моей тюрьмы открыли, в том числе, и жители Батуми». Потенциальные избиратели «Грузинской мечты», вероятно, спросят: «В каком смысле «открыли»? По какому праву?», а их воображение «дорисует» противозаконные действия, столкновения, пугающие образы кровопролития, что-то более ужасное, чем освобождение задержанного Саакашвили его сторонниками из микроавтобуса в Киеве (05.12.2017). Правящая партия будет использовать этот страх вплоть до дня голосования, чтобы обеспечить высокую явку «лоялистов».
Один из лидеров ГМ Арчил Талаквадзе заявил в эфире ТВ «Имеди», что, «если «Нацдвижению» удастся где-нибудь провести своего кандидата, они обязательно используют это для дестабилизации и беспорядков, политического саботажа». Подобные реплики подпитывают тревогу в стране, где 30 лет назад вспыхнуло кровавое противостояние между властями и оппозицией. У этой манипуляции длинная история, и для «Мечты» она начинается с мобилизации общественного мнения против «легитимного переворота» в первом квартале 2013 года и беспрецедентного, унизительного для ее избирателей шантажа в четвертом, когда Бидзина Иванишвили сказал, что кандидат ГМ на президентских выборах Георгий Маргвелашвили снимется со второго тура, если не победит в первом (следовательно, пост достанется «националам»). До сих пор этот страх приносил «Грузинской мечте» значительные, порой критические важные бонусы, в том числе и 2 октября нынешнего года. Впрочем, взаимоисключающие психологические импульсы могут нанести урон и ей.
21 октября телезрители увидели видеозапись Саакашвили, говорившего, что его похитили (?!) и везут непонятно куда (телекомпания «Имеди» сообщила, что она была сделана в грузовике с молочной продукцией, в котором он тайно пересек госграницу). По неподтвержденным данным, после этого в штабе «Грузинской мечты» состоялся разговор на повышенных тонах – кое-кому показалось, что видео хоть и нанесет Саакашвили серьезный имиджевый урон, однако зрители (а «Имеди» смотрят многие сторонники «Мечты») сочтут его смешным, неадекватным, но не опасным и расслабятся, подумав, что все уже решено и голосовать не нужно.
После неудачного для «Грузинской мечты» первого тура президентских выборов 2018 года ей удалось мобилизовать во втором свыше полумиллиона дополнительных голосов (532 129), тогда как «Нацдвижению» – лишь 179 456 (примерно столько же – 174 849 – получил в первом туре его союзник Давид Бакрадзе из «Европейской Грузии», еще чуть-чуть добавилось от других оппозиционных кандидатов). Огромную роль в том успехе «Мечты», помимо социальных подачек (аннулирование просроченных долгов и т. д.), сыграло нагнетание страха перед возвращением «националов» к власти; нервное напряжение постоянно нарастало. А видео, опубликованное 21 октября, как и сам факт пребывания Саакашвили за решеткой, могут «снизить градус», и не исключено, что правящая партия используют некий инцидент как драматургический прием, чтобы еще раз гарантированно напугать целевой электорат перед днем голосования (относительно небольшой разрыв в первом туре парадоксальным образом помогает ей, так как держит сторонников в тонусе). Если это удастся, она, вероятно, получит примерно такой же результат, как в 2018-м.
У проблемы есть и оборотная сторона. В конце 2019 года лидер «Гирчи» Зураб Джапаридзе предложил «националам» отказаться от портфелей силового блока в гипотетическом коалиционном правительстве, чтобы приглушить вышеупомянутый страх. «Европейская Грузия» постоянно вырабатывала какие-то совместные заявления, меморандумы, в рамках которых оппозиционные партии брали на себя те или иные обязательства, что, хотя бы символически, делало их действия более предсказуемыми. Но подобные рамки и ограничения раздражали «ядерный электорат» «Нацдвижения», поскольку не соответствовали персоналистскому политическому стилю Саакашвили. Разумеется, лидеры партии – Вашадзе, затем Мелия и др. давали соответствующие обещания, а фраза бывшей супруги Саакашвили Сандры Рулофс «Насилие не повторится» стала мемом, с которым долго забавлялись противники «Нацдвижения». Но все это были слова, а не документально зафиксированные обязательства. И аудитория раз за разом приходила к неизбежному выводу, который погубил Робеспьера и принес столько бед Саакашвили: «Накажут, кого захотят».
Под воздействием страха перед насилием и произволом у десятков, а то и сотен тысяч избирателей сформировался условный рефлекс, и его нельзя вытеснить лозунгами. Но «националы» в нынешнем состоянии вряд ли расположены к долгосрочной, кропотливой работе с коллективным сознанием и действуют по старинке, в то время как «Грузинская мечта» готовится к тому, чтобы еще раз использовать его особенности в своих интересах. И судьбу второго тура, скорее всего, вновь решат не Вера, Надежда и/или Любовь, а Страх.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
