15 мая президент Саломе Зурабишвили заявила, что уже несколько недель работает над платформой, которая «приведет Грузию к выборам единой и мобилизованной». 26 мая в День независимости Зурабишвили представила «Грузинскую хартию» и предложила оппозиционным партиям подписать ее до 1 июня. Этот документ почти наверняка окажет влияние на предвыборную драматургию, и его необходимо внимательно рассмотреть.
В нем можно выделить три аспекта: а) описание тяжелой ситуации в стране; б) принципы, верность которым подтверждают своей подписью политические субъекты; в) их обязательства. Комментаторов в большей степени заинтересовал последний пункт, поскольку общие декларации они слышали неоднократно. Зурабишвили призвала отменить «вредящие европейскому курсу законы», в частности, «О прозрачности иностранного влияния», недавние поправки к Избирательному кодексу, так называемый закон об офшорах, о «прослушке» и так далее, прекратить «политически мотивированные дела против участников протестов 2024 года» и объявить амнистию (соответствующую формулировку можно толковать двояко, предположив, что она распространится или только на последних, или на кого-то еще – малозаметный, но важный нюанс). Затем Зурабишвили коснулась оздоровления судебной системы, в том числе и проверки добропорядочности судей – сам термин «веттинг» в тексте не упоминается, но предложения президента очень похожи на озвученные недавно профильными НПО. Она также представила партиям перечень изменений, касающихся Высшего совета юстиции, прокуратуры, Национального банка, Специальной следственной службы, Антикоррупционного агентства – речь идет о ревизии некоторых решений «Грузинской мечты», сформировавших нынешнюю систему, и об основательной реформе МВД и СГБ. «Хартия» содержит обязательство снижения электорального барьера, восстановления права создания предвыборных блоков и изменения порядка финансирования партий (что именно изменится, не уточняется). Зурабишвили, пригласив политических лидеров присоединиться к «Хартии», предложила выполнить перечисленные в ней обязательства до завершения весенней сессии новоизбранного парламента, а затем провести досрочные выборы. Далее шла фраза «Также мы обещаем, что ответственное за выполнение этого плана действий правительство будет представлено президентом Грузии». Здесь, вероятно, подразумевалось участие в процессе принятия решений, а не юридическая процедура, которая, согласно Конституции, является иной – это предположение подкрепляет и фраза Зурабишвили из вступительной части речи: «Правительство не будет укомплектовано политическими партиями, а выбрано из общества исходя из выдающегося профессионализма. Процесс комплектации правительства будет проведен в координации с президентом».
После презентации «Грузинской хартии» в СМИ и особенно в соцсетях помимо общих оценок начали всплывать непростые вопросы: «Насколько выгоден партиям одногодичный парламент?», «Понравится ли эта идея избирателям?» и так далее. Одни считают, что инициатива Зурабишвили может обеспечить плавный транзит власти, без опасных потрясений в условиях дестабилизации региона, но другим кажется, что она увеличивает вероятность турбулентности и политическая система рискует свалиться в штопор. Не стоит забегать вперед – перечисленные варианты откроются лишь в случае победы оппозиции, и сперва следует выяснить, способствует ли «Хартия» ее достижению. Она, несомненно, позволяет партиям публично подтвердить верность европейскому выбору перед избирателями и западными партнерами. Но дает ли она им что-то еще?
За три десятилетия после восстановления независимости страны оппозиционеры подписали немало совместных документов. Искушенные наблюдатели, подыскивая аналог «Грузинской хартии», могут упомянуть «Манифест Сагурамо», обнародованный 17 октября 2007 года десятью оппозиционными партиями, выступившими против Саакашвили. Саломе Зурабишвили тогда возглавляла «Путь Грузии» и непосредственно участвовала в его разработке. Интересно, вспомнила ли она вчера тот день? В преамбуле манифеста описывалось кризисное положение в стране, а «единственным путем выхода» было названо «избрание облеченной доверием народа, ответственной власти». Далее перечислялись 12 принципов, верность которым декларировала оппозиция: демократические выборы, разделение властей (ориентиром являлся переход к парламентской республике), независимый суд, восстановление территориальной целостности (приоритеты – мирное урегулирование, вывод российских войск), развитие местного самоуправления с переходом к прямым выборам его руководителей, прекращение политического насилия (здесь упоминалась необходимость расследования резонансных дел и принятия закона о люстрации), свобода СМИ, неприкосновенность собственности (с компенсацией ущерба от незаконных изъятий), свободное предпринимательство, достойные условия жизни, национальная самобытность, гражданская интеграция и обеспечение реализации конституционного соглашения между государством и православной Церковью. Последний пункт касался внешней политики и евроатлантической интеграции – в качестве приоритетов упоминались выход из СНГ, гармонизация законодательства с Евросоюзом и установление взаимовыгодных отношений с соседними странами. Некоторые вопросы остаются актуальными и 17 лет спустя – в «Грузинской хартии» также упомянута необходимость принципиальных изменений в судебной системе, в МВД и так далее. Но, разумеется, документы не идентичны: круг вопросов, затронутых «Манифестом Сагурамо» был шире, однако «Грузинская хартия» содержит множество конкретных предложений по пересмотру законодательства, и в ней на передний план вышла евроинтеграция, которая в 2007-м представлялась куда более далекой.
Проправительственные источники перед презентацией «Хартии» утверждали, что сближение оппозиционных партий подразумевало и формирование единого предвыборного списка, но эту идею якобы сочли несвоевременной и невыгодной и отложили ее реализацию до подходящего момента. Саломе Зурабишвили ничего не говорила о едином списке; в опубликованном 17 мая интервью Euractiv она сказала, что предложит потенциальным партнерам, «чтобы они объединились вокруг общей цели, но остались свободными, выдвигались на выборы со своей политической повесткой». А 26 мая, зачитав «Хартию», она описала период после ее подписания так: «Затем уже придет время предвыборной кампании, где [они] предстанут перед вами под этим зонтом, который объединит проевропейские партии (по отдельности или вместе в зависимости от их волеизъявления)».
На первый взгляд, «Грузинская хартия» никак не связана с формированием альянсов, но она актуализировала разговоры о них в СМИ и в соцсетях. Если партии подтвердят единство взглядов по широкому спектру вопросов и возьмут на себя одинаковые обязательства по самоограничению (сокращение срока работы парламента, отказ от министерских портфелей, формирование правительства совместно с президентом), то как избиратели увидят различия между ними? Должна ли в такой ситуации оппозиция объединиться перед парламентскими выборами? Такие вопросы, будто бы расталкивая локтями остальные, постепенно пробиваются в первый ряд. Противники «Грузинской мечты» рассматривают три основных варианта: а) формирование общего списка; б) создание нескольких крупных объединений; в) выступление «рассыпным строем». Многие, увлекаясь, уподобляют политическую проблему математической задаче и выводят формулы, которые должны обеспечить максимальный охват оппозиционного электората так, чтобы партиям, преодолевшим 5-процентный барьер, досталось как можно больше голосов. Но при этом они зачастую забывают, что политические лидеры – не иксы и игреки, послушные их воле, а обычные люди со своими интересами, надеждами, страхами, колоссальными амбициями, и им свойственно ошибаться.
Кризис, спровоцированный законопроектом «О прозрачности иностранного влияния», расшатывает позиции «Грузинской мечты». Протестные выступления и негативная реакция Запада заставили часть лоялистов заколебаться. Все больше признаков указывают, что чиновники и бизнесмены очень внимательно прислушиваются к сообщениям из Брюсселя и Вашингтона, где 24 мая госсекретарь Энтони Блинкен объявил о введении визовых ограничений – они «распространятся на тех лиц и членов их семей, которые ответственны за подрыв демократии в Грузии или участвуют в нем» – и отметил, что сотрудничество между двумя странами может быть пересмотрено. Но в то же время вокруг лидера правящей «Грузинской мечты» Бидзины Иванишвили сплотились те представители политического класса, у которых без него нет будущего, его изменившаяся риторика восхитила антизападные группы, привлекла часть националистов и консерваторов, считающих причиной всех бед иностранное влияние и горячо поддерживающих еще один законопроект «О защите семейных ценностей и несовершеннолетних» (они чаще называют его «о запрете ЛГБТ-пропаганды»). «Мечте» придется принять предвыборный бой на невыгодной позиции, но драться она будет, скорее всего, ожесточенно: на кону власть, да и отступать в общем-то некуда.
22 мая лидер «Нацдвижения» Михаил Саакашвили заявил: «Я не понимаю и впадаю в отчаяние, когда снова начинают говорить о партийных различиях. Друзья, не время сейчас говорить о партийных различиях, мы теряем страну, Грузия гибнет, Грузии не будет на карте мира, и кто тогда вспомнит ваши партии и ваши программы. Сейчас нам как никогда нужно забыть все различия, все обиды, все… Я призываю к единству. Мы готовы пойти на любые уступки – нейтральный номер, общий список». Многие лидеры партий восприняло это предложение без энтузиазма, что на минувшей неделе доставило Саакашвили еще одну неприятность вдобавок к вердикту Европейского суда по правам человека, который отклонил его иски и не увидел оснований для того, чтобы усомниться в законности вынесенных ему приговоров.
Лидер «Лело» Мамука Хазарадзе сказал: «Не согласен с единым оппозиционным списком, согласен с идеей альтернативного центра. Мы должны дать избирателю возможность альтернативной платформы и центра… Это будет центр без «Национального движения» («Резонанси»). Председатель «Европейской Грузии» Гига Бокерия заявил: «Все субъекты во главе с «Нацдвижением», которые заранее говорят о предвыборной перегруппировке партий, причем тогда, когда эти соглашения еще не достигнуты, поступают безответственно, популистски и ставят под угрозу общую координацию действий партий против режима Иванишвили» (IPN). «Чем больше возможностей выбора, тем больше свобода выбора, и мне кажется, что тем лучше. Меня изначально не привлекает идея одного списка и создание именно двух полюсов… Возможно, это [объединение] произойдет без «Нацдвижения», потому что оно сегодня единственная сила, в связи с которой никто не сомневается, что она преодолеет барьер, и, соответственно, ее голоса не потеряются и не достанутся Бидзине Иванишвили», – заявил представитель «Гирчи – больше свободы» Борис Куруа («ТВ Пирвели»). Один из лидеров партии «Ахали» Бачо Долидзе сказал: «Я вообще не считаю, что с «Нацдвижением» можно достичь какой-то победы… Разговор о каком-то объединенном списке с «Нацдвижением» для нашей партии немыслим» (1TV). Есть и другие похожие цитаты, но, наверное, достаточно и этих, чтобы понять, что у инициативы Саакашвили мало шансов на успех. Почему он все же предложил ее, хотя реакцию легко было просчитать, и почему многие оппозиционеры приняли идею в штыки?
Политическая история Грузии полна примеров, которые заставляют слабые партии относиться к предложениям сильных с подозрением. В 2012-м «Грузинская мечта» пришла к власти вместе с четырьмя партиями-союзницами, но затем выдавила их в оппозицию или частично абсорбировала. В 2003-м «Нацдвижение» участвовало в «Революции роз» в составе широкого фронта, но вскоре монополизировало власть, и с его партнерами произошло то же самое. В случаях с «Союзом граждан» и «Круглым столом» политическая драматургия немного отличалась, но и в их истории есть эпизоды, показывающие, что сильный союзник стремится избавиться от слабого либо низвести его до роли лакея, как только тот перестает быть полезным, а его амбиции начинают надоедать. Такое отношение нельзя назвать дальновидным, поскольку именно «малые союзники» помогают правящей группировке избегать изоляции, но на данном этапе развития грузинской политики иного опыта попросту нет. Впрочем, недоверие – не единственная причина, которая заставляет часть относительно слабых игроков держаться в стороне от партии Саакашвили и общего списка.
Выборы 2012 года стали триумфом биполярности: «Грузинская мечта» и «Нацдвижение» получили в общей сложности 95,31% голосов, «малым партиям» досталось лишь 4,69%. Но с тех пор их ниша расширялась; как от бывшей, так и от новой правящей партии отстранялись группы прежних сторонников, и, чтобы привлечь их, небольшим политическим объединениям требовалось определить отношение к обоим субъектам, зафиксировав свои отличия, – в противном случае избиратели не увидели бы причины голосовать именно за них. Можно представить условную систему координат, где ось Х – «Грузинская мечта», а ось Y – «Нацдвижение». Отдалявшиеся от них депутаты и лидеры партий поначалу были ближе к одной из осей, а затем смещались к другой – процесс напоминал танец пылинок и не прекращался ни на минуту. Следует принять во внимание и характерный показатель из опросов IRI: в сентябре 2022-го 33% респондентов заявили, что ни в коем случае не проголосуют за «Единое национальное движение», а «Грузинскую мечту» отвергли 30%. В марте 2023-го ЕНД сочли неприемлемым 39%, ГМ – 34%. Минувшей осенью от ЕНД отстранились 40% опрошенных, от ГМ – 29%. Соответственно, вступив в альянс с «Нацдвижением», «малая партия» рискует потерять часть сторонников, которые ни при каких обстоятельствах не проголосуют за список, где представлены «националы», а ее политический суверенитет отчасти ограничит коллегиальный орган управления кампанией, где у сильных партнеров будет больше возможностей даже при формальном паритете. Вместе с тем партии, вписавшие своих лидеров в предвыборный список союзного субъекта (так как создание блоков запрещено), после выборов лишатся и бюджетного финансирования. Перспектива получения министерских портфелей после формирования коалиции станет убедительным стимулом далеко не для всех, особенно если партия поддержит идеи Зурабишвили о переходном «общественном» правительстве. Судя по рейтингам, ни одна из сильных оппозиционных партий не сумеет набрать столько голосов, чтобы утвердить состав правительства самостоятельно, и ей в любом случае придется обратиться к слабым за содействием, так что те, скорее всего, будут руководствоваться известной цитатой: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут».
«Нацдвижение», продвигая идею единого списка, вероятно, видит не только возможность консолидации дополнительных голосов или нейтрализации неизбежной в предвыборный период критики конкурентов-оппозиционеров. Она позволяет привлечь хотя бы часть тех избирателей небольших партий, которые относятся к Саакашвили плохо (в опросах IRI 2022–2023 годов отрицательное отношение к нему зафиксировали больше половины респондентов). В таком случае его партия превратится для них из абсолютно неприемлемой в меньшее зло, что опосредованно отразится на отношении к его действиям в период правления, а значит, будет способствовать политической реабилитации. Призыв Саакашвили «Забыть все…» вряд ли случаен. С «партийными различиями» дело обстоит сложнее. Находясь у власти, Саакашвили не запрещал оппозиционные партии, однако его пропагандистская машина стремилась маргинализировать не только отдельных лидеров, но и целые направления политической мысли. Левые, а также консервативные идеи очень часто объявляли пророссийскими, анахроничными, деструктивными. Правящая партия в тот период не только срасталась с госструктурами так же, как «Грузинская мечта» сегодня, но и проявляла поразительную идеологическую всеядность, используя любые привлекательные лозунги вне зависимости от их первоисточника. Эти два процесса обеспечивали едва ли не принудительную гомогенизацию политического пространства, которая зашла достаточно далеко, поскольку партии в постсоветской Грузии изначально были слабы и ориентировались на лидеров и их интересы, а не на идеи, хотя в их программах, как удачно пошутил один профессор, отражены «50 оттенков правого». Судя по этим тенденциям, Саакашвили действительно может считать партийные различия несущественными, мешающими достижению цели, и они плохо вписываются в его политический идеал.
Однажды несколько экспертов за застольной беседой затеяли игру, о которой, наверное, никому не расскажут. Они принялись описывать разницу между грузинскими партиями – не между их лидерами, их биографиями, кошельками и прегрешениями, а между программами и идеологическим фундаментом, и очень быстро почувствовали, что почти беспомощны. Чем отличаются друг от друга «За Грузию», «Лело», «Свободные демократы», «Дроа», «Ахали», «Граждане» и так далее? Углубившись, они обнаружили, что лишь несколько партий – расколовшаяся на две части «Гирчи», «Республиканцы», «Лейбористы» – по крайней мере в прошлом могли похвастаться достаточно рельефным политическим профилем, и эти исключения лишь подтверждали правило, сливающее всех остальных воедино, словно коммунистических вождей на старых плакатах. Второе открытие тоже показалось малоприятным: партии, расцвет которых пришелся на предыдущие десятилетия, при всем их несовершенстве было легче классифицировать. Стиранию индивидуальных черт способствовали не только и не столько общемировой кризис «старых партий» и размывание идеологических границ, но и фатальная слабость организаций, подчиненных авторитарным вождям кухонного масштаба, удручающая зашоренность последних и период «принудительной гомогенизации» политического спектра, результаты которой Иванишвили, придя к власти, не стал пересматривать. В сообщениях о его встречах 2012 года можно обнаружить контакты с лидерами относительно слабых левых групп. Не исключено, что он подумывал о формировании прикормленной «новой левой оппозиции», которая, в принципе, весьма комфортна для олигархии, но позже махнул рукой.
Что же служит основой выбора между небольшими партиями, коль скоро избиратель отвергает и «Грузинскую мечту», и «Нацдвижение», если это не симпатии к лидерам, удачные популистские лозунги, родственные связи или надежды на трудоустройство? Возможно, ключ к ребусу предоставят принципы объединения партий, которые политики и комментаторы рассматривают в рамках второго сценария, где судьбу выборов определяют не только два лидера гонки, но и сильные альтернативные центры, способные преодолеть пятипроцентный барьер.
Вариантов немало, но чаще других в соцсетях встречается следующий: партии (кроме «Грузинской мечты» и «Нацдвижения», сгруппированного со «Стратегией Агмашенебели») будто бы раскладывают по двум корзинам. В одну обычно попадают «Лело», «Ахали», «Гирчи – больше свободы», «Дроа», иногда «Европейская Грузия», а в другую – «За Грузию», «Граждане», «Для народа», почти никогда «Гирчи» и изредка Лейбористская партия, хотя она, подобно киплинговской кошке, любит гулять сама по себе. Обе подгруппы возглавляют условные лидеры, обладающие пусть небольшим, но все же значимым преимуществом в рейтингах и ресурсах – подразумевается, что центрами кристаллизации станут «Лело» и «За Грузию». Но что еще объединяет и разъединяет партии в этих списках? Идеология? Планы в области экономики или внешней политики? Переставляя их местами, мы вряд ли придем к таким выводам. Но объединяющий принцип все же есть. Партии первой подгруппы стоят ближе к электорату, отдалившемуся от «Нацдвижения», который не считает зазорным голосовать за бывших соратников или союзников Саакашвили. Вторая будто бы специально создана для людей, стоящих на противоположных позициях – они в свое время проголосовали за «Мечту» и даже если отошли от нее далеко, они по-прежнему ненавидят все, что связано с «Нацдвижением». Таким образом, принципом разделения становится отношение к прошлому, а его основой – биполярная модель 2012 года; избирателю фактически предлагают подтвердить прежний выбор, но так, чтобы он не ощутил дискомфорт. Это сугубо политтехнологический взгляд на проблему; теоретически он позволяет консолидировать максимум оппозиционных голосов, но, подобно другим планам кабинетных стратегов, не учитывает ключевого фактора – мотивов лидеров партий, которые, выбирая союзников, будут руководствоваться своими интересами, а не мыслями вроде «мы должны» и «так лучше для общего дела». Это не хорошо или плохо, а естественно даже с точки зрения математики.
Ее любители могут рассказать о теории игр и дилемме заключенного, которая убедительно показывает, что собственную выгоду почти всегда ставят выше гипотетической выгоды от сотрудничества, индивидуальный рациональный выбор приводит к нерациональным решениям с точки зрения интересов группы, а предательство обычно рассматривается как наилучшая стратегия. Безусловно, формирование сильных альтернативных центров выгодно партиям, создающим предпосылки преодоления пятипроцентного барьера и расширения электоральной опоры. Но вряд ли стоит предполагать, что, занимаясь этим, большинство партийных вождей будет в первую очередь думать об общем, а не о своем деле.
23 ноября 2003-го, в день «Революции роз», лидеры «Новых правых» (в конце 2019-го эта партия влилась в «Лело») размышляли, стоит ли им присоединиться к новоизбранному парламенту, создавая тем самым необходимый для начала его работы кворум, или поддержать подступивших к зданию оппозиционеров, которые заявляли о фальсификации итогов голосования. Они предпочли первый вариант и в итоге оказались на стороне побежденных, а не победителей. Часть членов партии, недовольных этим решением, покинула ее. Впрочем, противникам «Революции роз» оно понравилось, и на выборах 2004-го «Новые правые» в альянсе с «Промышленниками» сумели преодолеть 7-процентный барьер и создать единственную оппозиционную фракцию в Парламенте, то есть получить неплохие стартовые условия в начале нового политического цикла (они не сумели использовать их в полной мере, но это уже другая проблема). Но что бы получили «Новые правые», если бы в тот день присоединились к победителям? А что получили «Консерваторы» и «Республиканцы», которых их временные союзники-«националы», овладев властными структурами, выставили на мороз, не придав никакого значения их мнению по поводу «суперпрезидентской» конституционной реформы и по другим вопросам? Им, в отличие от «Новых правых», пришлось стартовать с более сложной позиции, попутно объясняя подозрительным избирателям, почему они так яростно критикуют новую правящую партию, с которой только что сотрудничали. Но главное, что в рассмотренном примере представители политической и других элит, вероятно, сочтут ключевой проблему гарантий, а не выбора.
В дни «Революции роз» существовал триумвират лидеров, который мог достаточно убедительно обещать собеседникам, что то или иное действие приведет к встречным шагам (или последствиям). С другой стороны, был Шеварднадзе и его министры – они теряли власть, но их слово тоже имело определенный вес. В смертельно опасных 1991-м и 1992-м богатые и влиятельные люди или политические лидеры могли поговорить о своих тактических перспективах с организаторами военного переворота, а о стратегических – с эмиссарами Шеварднадзе; президент Гамсахурдия к тому времени мало кому казался способным давать гарантии. Какие детали выхватывает из сегодняшней картины наметанный взгляд трусливых оппортунистов? Кто гарантирует им, что после периода смены власти с его неизбежной турбулентностью их положение станет лучше, чем сегодня, или по крайней мере не ухудшится? Выглядят ли Мамука Хазарадзе, Георгий Гахария, Саломе Зурабишвили или отбывающий срок Михаил Саакашвили достаточно сильными для того, чтобы дать твердые гарантии? Выглядят ли они более сильными и убедительными, чем Бидзина Иванишвили? Предложение Зурабишвили о годичном переходном периоде может уменьшить их опасения, но вряд ли снимет их полностью.
И опыт, и теория игр подталкивают нас к неутешительным выводам о том, что альтернативные центры, вероятно, будут создаваться, но основой процесса станут не просчитанные для всех участников взаимовыгодные стратегии, а субъективные оценки и интересы потенциальных союзников (они могут переругаться, к примеру, составляя единый список или бюджет кампании; обычно из-за этого они и ругаются). Поэтому конфигурация альянсов может принять не оптимальную, а крайне причудливую форму, которая вместо консолидации голосов приведет к их распылению ниже 5-процентного барьера и/или к росту апатии избирателей. Нельзя надеяться на то, что оптимальный выбор с точки зрения группы будет сделан, если он кажется рискованным с точки зрения индивида.
Основой третьего варианта «все порознь» служит желание лидеров некоторых «малых партий», как говорят в одной из соседних стран, «сходить за зипунами». Партия, набравшая 1%, получит бюджетное финансирование. 1% – это примерно 35 000 голосов, и в Грузии, наверное, нет политика, который не верит, что преодолеет эту планку, хотя многие понимают, что не дотянут до 5%. Предвыборная кампания позволяет знатно пошуметь, на людей посмотреть, себя показать и, возможно, приглянуться более сильным партнерам, способным предложить выгодную сделку, добычу. О грандиозных целях в таких случаях речь не идет – только бизнес и капелька личного. Стремление сгруппировать партии оптимальным образом в данном контексте мало что значит – часть из них неизбежно останется за рамками альтернативных центров, оттянет на себя некоторое количество оппозиционных голосов, но не сумеет преодолеть пятипроцентный барьер, что с точки зрения противников правящей партии очень и очень плохо.
«Грузинская мечта» без особого труда победит тех, кто грезит об оптимальной конфигурации политических сил, о расколе в правящей группировке, о выполнении западными партнерами работы местной оппозиции, о неожиданных чудесах и волшебном преображении страны и ее жителей. «Грузинская мечта», несомненно, проиграет тем, кто, оглядываясь на реалистичные оценки и пессимистичные предположения, будет стараться изменить себя, чтобы стать не только умнее и сильнее конкурентов, но и чище и честнее их – именно этого ждет изверившийся и озверевший электорат, который давно тошнит от пафосных лозунгов. Один успешнейший и, к слову, весьма циничный политтехнолог как-то раз в частной беседе сказал: «Избиратель видит не все, но чувствует все». Возможно, в этих словах, а не в многочисленных статьях и интервью он суммировал весь свой опыт. И что бы ни делали грузинские политики в предвыборный период, им следует помнить: избиратель чувствует все.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум