Общее количество заразившихся коронавирусом COVID-19 достигло почти 63 миллионов человек, только по официальным данным института Джонса Хопкинса. Из них около 1,5 миллиона человек скончались. Спустя почти год с начала пандемии несколько лабораторий заявили о разработке действенных вакцин от этого заболевания.
Пока они не поступили в открытую продажу, власти различных стран пробуют сдерживать заболевание с помощью карантинов разной строгости или другими экспериментальными методами.
Специалисты в области иммунологии и эпидемиологии рассказали Настоящему Времени, что поможет эффективно справиться с пандемией или значительно разгрузить систему здравоохранения до поступления вакцины в продажу.
Екатерина Саяк, эпидемиолог и завотделением отдела оценки рисков и инфекционного контроля клиники "Охмадит"
— Екатерина, как вы сейчас оцениваете ситуацию в Украине применительно к клинике, где вы работаете?
— Применительно к клинике, где я работаю, немного сложно оценивать, потому что мы не лечим детей с COVID-19. Хотя параллельно с другими диагнозами мы в том числе видим и случаи COVID-19. Мы просто переводим их в другие стационары, которые для этого обозначены.
Но мы также участвуем в немного другой работе – посещаем очень много клиник с COVID-19 по Украине, по разным регионам. И видим, что система здравоохранения не справляется.
— В чем это проявляется?
— Действительно, не хватает коек, не хватает коек именно с кислородом. Заявленное число коек, конечно, достаточное, но с кислородом их не так много, как хотелось бы. И далеко не каждый может себе позволить сейчас госпитализироваться, даже если есть показания к госпитализации. Поэтому ситуация у нас неутешительная, и я думаю, что какие-то жесткие меры все же будут приняты.
— То есть "карантин выходного дня" не работает, и вы придерживаетесь того, что необходимо вводить в стране локдаун?
— Если честно, я и мои коллеги не очень верили в "карантин выходного дня". Все должно работать в комплексе, и не надо надеяться только на "карантин выходного дня", если в будние дни не придерживаться этих мероприятий. Поэтому мало было надежды на "карантин выходного дня", и на сегодняшний день, если мы не сделаем хоть какой-то период тишины, здравоохранение просто не справится. Тяжелых больных некуда будет класть.
— Как вы считаете, на какой период можно закрывать страну на локдаун? Три недели, месяц, до весны?
— Вы знаете, мне сложно говорить обобщенно. Здесь нужно взять цифры и просчитать, насколько нам нужно разгрузить койки. Мы знаем инкубационный период, знаем число тяжелых больных. Исходя из этого можно просчитать. Мне кажется, около месяца нужно.
— В некоторых странах ЕС вместо введения локдауна просто тестируют все население, чтобы потом изолировать всех бессимптомных больных. Как вы считаете, это вообще может работать?
— В принципе, это может работать. Каждая страна принимает те меры, на которые она способна. Если у нас сейчас нет в доступе этого тестирования, мы не можем одномоментно это сделать. Нам доступны другие мероприятия, я так понимаю, они и будут их внедрять.
Потому что массовое одномоментное тестирование тоже требует больших усилий, средств, и нужно понимать, чего мы хотим этим добиться. Что мы потом справимся с этим количеством бессимптомных пациентов. Не просто протестировать ради тестирования, а действительно иметь какую-то стратегию и закончить это правильно. Мне кажется, что у нас пока нет таких ресурсов. И для нас доступны другие методы.
— Екатерина, как вы считаете, какова роль детей в распространении коронавируса? Некоторое время назад Всемирная организация здравоохранения рекомендовала не закрывать школы на карантин. Хотя есть мнение некоторых экспертов, что именно дети как бессимптомные больные – основной источник переноса вируса. Ваше мнение какое?
— Это даже не мое мнение, есть ряд исследований, которые доказывают. Они, конечно, не масштабные, их нельзя интерпретировать на весь мир, на всю страну. Но есть исследования некоторых стран, где четко показано, что дети являются бессимптомными носителями. И они передают это в домашних кластерах. Потому что на сегодняшний день самое серьезное распространение вируса – это в домашних очагах.
Здесь просто важно в школах и садиках организовать определенные меры, чтобы дети меньше передавали друг другу инфекцию. Необязательно сразу закрывать школы. Если мы создадим условия безопасности в школах и садиках, возможно, это поможет. Но дети действительно являются двигателем эпидемии.
— Украинские власти предполагают, что вакцина в Украине может появиться в апреле-мае. Как вы считаете, не появится ли до этого времени групповой иммунитет у украинцев?
— Мне кажется, о коллективном иммунитете пока рано говорить. Думаю, не появится. Но, с другой стороны, мне кажется, что и вакцина не появится в марте-апреле. На сегодняшний день американский рынок прогнозирует получить вакцину через шесть месяцев. Мне кажется, Украина получит не раньше, чем американский рынок.
— До этого времени мы все можем переболеть. Или нет?
— Все не все, видите ли, у нас на сегодняшний день нет четких данных о том, что формируется длительный иммунитет. Пока что мы оперируем данными, что это два-три месяца. Если иммунитет сохраняется два-три месяца, то нам будет недостаточно того, что мы переболеем. Поэтому в любом случае вакцина – это шанс, мы ее ждем. Но настолько оптимистично, мне кажется, не стоит об этом говорить. Весной – это слишком рано. Может быть, это самый идеальный сценарий, который возможен.
— Если можно, ваш короткий рецепт, что нужно сейчас иметь в аптечке каждому украинцу, чтобы не заболеть? Кроме маски, кроме социальной дистанции.
— Как мы помним, у нас нет специфического лечения от COVID-19. Поэтому лучше соблюдать свою личную гигиену. Меньше контактировать в общественных местах, постараться носить ту же маску, которая всем очень надоела, но это хоть какая-то защита, которую мы можем на сегодняшний день себе сделать. И, конечно же, гигиена рук, придерживание дистанции.
— И не пить зря антибиотики, которые у нас сейчас массово скупают в аптеках, да?
— Я про это даже не говорю!
Федор Лапий, иммунолог
— Скажите, вы сторонник полного локдауна в стране или нет?
— Я детский инфекционист. И если инфекция передается от человека к человеку, единственный способ предотвратить передачу – это разобщить контакты людей. Это единственный способ, который мы имеем на сегодняшний день для того, чтобы ограничить количество больных, чтобы система оказания медпомощи справлялась. Если говорить об инфекционном подходе – да, я за то, чтобы был локдаун.
— И на какое время возможен локдаун тогда?
— Нужно понимать, что локдаун не решит проблемы острой фазы пандемии COVID-19. Острая фаза будет длиться до конца 2021 года. Сейчас задача в том, чтобы система не сорвалась в пике. Уже стационары заполнены и переполнены в некоторых регионах. Хотя бы на две-три недели, чтобы ситуация стабилизировалась и не росло количество случаев.
— Смотрите, мы видим, что в Бразилии, в Австралии резко снижается количество новых заболевших, там сейчас лето. При этом до локдауна в Европе и сейчас в Украине [наблюдается] рост количества новых заболевших. То есть солнце на этот процесс как-то влияет?
— Не столько солнце, как то, что солнце позволяет нам открывать окна в помещении, пребывать больше времени на открытом пространстве на улице. Возможно, ультрафиолет имеет значение, но тут больше связано с тем, как мы проводим время зимой и летом. Зимой мы проводим время преимущественно в кафе, в ресторанах, в магазинах, в закрытых помещениях, ходим на работу. Это не отпускной период, в отличие от лета.
— Есть страны Евросоюза, которые не закрывают страну на локдаун, при этом проводят массовое тестирование, чтобы изолировать бессимптомных больных. Вы считаете, что это не может сработать?
— Достаточно спорный вопрос, потому что есть пример шведской модели. Шведы уже и тогда имели противоречия, потому что университет в Упсале, Каролинский университет уже тогда говорили, что эта модель некорректна. И мы видим, что Швеция выше по количеству умерших людей в десять раз, чем Норвегия, Дания и Финляндия, которые имели локдаун. И сейчас они рассматривают вариант введения жесткого локдауна.
— Вы говорите, что острая фаза пандемии будет длиться до конца 2021 года. То есть вакцина, которую вот-вот ожидают, не спасет?
— Когда мы говорим о вакцине, нужно понимать, чего мы хотим достичь путем вакцинации. Количество доз вакцины, которое мы ожидаем в течение года. Это не значит, что мы получим два миллиарда доз 1 января 2021 года. Скорее всего, это будет прибывать, прибывать, прибывать. Но большинство стран будут иметь доступ к вакцине в середине весны – в начале лета 2021 года. И в течение 2021 года около двух миллиардов людей будут иметь доступ к вакцине. Мы не создадим коллективного иммунитета путем вакцинации. Потому что такого количества доз вакцины и проведение такой кампании для большого количества людей невозможно.
Цель вакцинации – это защитить тех, кто имеет профессиональные риски для COVID-19. Это в первую очередь медицинские работники, которые работают с больными COVID-19. Плюс мы говорим о том, что есть лица пожилого возраста, особенно те, которые проживают в групповых домах, домах престарелых, и персонал, где есть высокая летальность. То есть цель вакцинации – снизить смертность и защитить тех, от кого зависит существование государства. Это врачи, МЧС. Для Украины также определены вооруженные силы как первоочередная группа для вакцинации.
— Возможно ли то, что будет сформирован групповой иммунитет до массовой вакцинации?
— Нет.
— Почему? Мы все не переболеем?
— Мы не переболеем в достаточном количестве, чтобы иметь коллективный иммунитет. Потому что те данные, которые мы имеем в странах Европы, указывают на то, что нам еще очень и очень далеко до того, чтобы достичь 60-70% от тех людей, которые встретились с COVID-19.
Опять же, мы – люди, и у нас есть определенные цели. Цель – это уважение к ближним, к своим хотя бы близким родственникам, родителям. Я не хочу, чтобы за счет моих близких, родных людей, чтобы кто-то заплатил за это жизнью, находился в больнице. То есть мы пытаемся ограничить контакт с COVID-19, с источником инфекции, чтобы дать возможность жить всем. Мы исходим из того, что я хочу предотвратить эту болезнь у своих родных. Таким образом, мы отодвигаем достижение коллективного иммунитета путем естественной встречи с этим вирусом.
— Вы знаете намного больше, чем мы все. Как вы предполагаете, как процесс вакцинации будет проходить в будущем? Это будет сезонная вакцинация, как с гриппом?
— У меня есть ответ. Исходя из данных, которые имела мировая наука за прошлую неделю, пока рано говорить о том, что нам нужно будет ежегодно проходить вакцинацию от COVID-19, так, как мы это делаем, по крайней мере я, с гриппом. Да, вирус мутирует, определены очень многие мутации. Но эти мутации не дают возможности научно говорить, что иммунитет, который формируется после встречи с вирусом, теряется со временем. По крайней мере, других научных данных пока нет. Пока мы говорим, что вакцина работает. Речь идет о трех вакцинах, четвертую вакцину я не вспоминаю, потому что данные об эффективности этой вакцины находятся в сейфе ФСБ или где-то еще.
— Вы о российской вакцине?
— Да, я о вакцине, которую можно назвать Сочи-2020 по аналогии с подменой мочи на Олимпиаде. И если мы говорим о трех других вакцинах, эти данные доступны в промежуточных результатах. И там мы видим высокую эффективность даже если не в отношении полностью предотвратить инфицирование, то по крайней мере та вакцина, которая показала более низкую эффективность, она предотвращала тяжелое течение болезни. Там не было ни тяжелых, ни смертельных случаев.
Это позволит нам, помимо выигранного времени, сохранить многие жизни, предотвратить пиковую нагрузку на систему здравоохранения, чтобы система здравоохранения выдержала.
— Вакцины, о которых вы говорите, – это Pfizer, Moderna, AstraZeneca. Эксперты говорят, что, скорее всего, эти вакцины постсоветским странам, в том числе Украине, не достанутся. А, скорее всего, достанется китайская вакцина.
— Не совсем так. Если мы говорим, что достанется Украине или постсоветским странам, то есть несколько механизмов попадания вакцины в ту или другую страну. Я буду говорить за Украину, я не могу говорить за другие страны.
Первый механизм – Украина выделила в бюджете на следующий год более двух с половиной миллиардов на закупку вакцины. Это может быть вакцина от Pfizer, это может быть вакцина от Moderna, это может быть вакцина от AstraZeneca или другие вакцины, которые пройдут исследования. Мы оценим эти данные, они пройдут преквалификацию ВОЗ. Может быть, даже без этого, но будут зарегистрированы в США или в Европе.
Второй механизм – это вакцина будет предоставлена в рамках механизма COVAX. И исходя из населения Украины около восьми миллионов, мы оцениваем, что около восьми миллионов доз, то есть двадцать процентов от населения. Речь идет не о покрытии населения, а о количестве доз, которое равно двадцати процентам населения Украины. То есть восемь миллионов доз будет доступно в Украине по механизму COVAX, скорее всего, бесплатно. И мы сможем привить за счет этого четыре миллиона людей, а за счет государственного бюджета дополнительно мы оцениваем покрыть около шестнадцати миллионов украинцев. Таким образом, около двадцати миллионам украинцев предоставить защиту путем вакцинации.
AstraZeneca рассматривается как наиболее перспективная с точки зрения от заявленных цен.
— Британская, да.
— AstraZeneca вошла в механизм COVAX, в отличие от, например, Pfizer. И ее ориентировочная цена ожидается около четырех долларов за дозу.
— То есть на китайские вакцины нам не следует обращать внимания?
— Почему? Следует обращать внимание. Две недели назад были опубликованы результаты клинических исследований в очень популярном научном журнале. В отличие от российской вакцины, ученые мира не высказывали каких-либо замечаний к этим исследованиям. Я знаю, что китайская вакцина очень успешна.
