«После» всегда немного «вследствие», вне зависимости от наличия логической связи между ними. Российская власть с отрадным спокойствием, по крайней мере, внешним, пережила армянские потрясения. Но, когда ей говорят, что ее иерарх никому не царь, она не может не думать про Ереван. А люди, выходящие на Тверскую и Пушкинскую, не могут не разнообразить традиционные триколоры оттенками армянского абрикосового. Когда-то – теперь кажется, что это было очень давно – таким же знаком надежды реяли над колоннами литовское желто-зелено-красное, как потом жовто-блакитное. Говорят, в Перми сторонники Навального говорили прямо: «Хотим, как в Армении!»
И, конечно, так соблазнительно счесть, что власть ответила Навальному таким вот старым казачьим способом – чтоб не как в Армении. Уже даже не как на Майдане.
Ереванский социолог Жанна Андреасян очень точно описала одну технологию армянской революции, которая на самом деле куда больше, чем просто технология. Когда протестовавшие встречали на своем пути людей с дубинками, они просто сворачивали в сторону, избегая столкновения. Не стоит питать иллюзий насчет вегетарианства армянских силовиков. До 2008 года демонстрантов, студентов и прочих революционеров били и даже расстреливали. Вопрос силового решения не был идейно чужд и сейчас. И найди свежеушедшая власть способ укрыться от ответственности, пообещал бы как-нибудь взять ее на себя, как в 2008 году, Роберт Кочарян, революционный сюжет вполне мог оказаться не столь элегичным. Но не оказался. Колонна сворачивала, растекалась по окрестным улицам, по всему городу, и для участия в революции уже не надо было добираться до ее эпицентра. Она приходила сама – домой, во двор, в село, в пробку. Революция, к которой все готово гораздо чаще, чем кажется, иногда не случается потому, что на нее просто не приходят, иногда это безнадежно, а иногда поправимо.
Your browser doesn’t support HTML5
История, рассказанная Жанной Андреасян, не могла случиться в России просто в силу расстояний. Причем не только географических, хотя, конечно, хорошо такой фокус проделывать там, где пересечь все страну – все равно, что в России прошагать от Тверской до Твери. Но нет, речь о расстояниях другого рода – социальных. Здесь все и всё ближе. Здесь живут соседством, здесь каждый каждому родственник или одноклассник, либо одноклассник родственника, здесь президента, которого не любят, все равно зовут Сержиком, и даже если свергают, то именно так: «Сержик – уходи!» Здесь нет энергопотерь при передаче сигнала по линиям дворового радио, они передаются со скоростью отражения в тысяче зеркал, здесь будто даже не нужен интернет, а он ко всему прочему еще и есть.
Но соседская близость в Азербайджане тоже имеется, однако представить себе там лесной пожар по-армянски не получается. И, конечно, Сержа Саргсяна не боялись. Но ответ «В России или Азербайджане народ боится власти» хоть и имеет право на существование, но тоже, мягко говоря, не исчерпывающий.
Есть кое-что еще.
Теперь, в пору всеобщего постармянского просветления, обнаруживается, сколь фатальна для власти вера в банальности. Скажем, Карабах по вечной инерции считался этакой отвлекающей народ от опасных заблуждений гарантией. А он оказался, напротив, источником рисков. Любой военный провал или политическая оплошность нивелируют все бонусы, которые можно было бы извлечь из единого патриотического порыва.
Национальное единство, оказывается, материя вообще крайне сомнительная. В Москве и Азербайджане это знают. Народ надо не объединять, а, наоборот, разделять. Чтобы в нужный момент нашлись правильные казаки, правильные патриоты, правильный, в конце концов, средний класс, который, если и не выйдет тебя, власть, защищать, то хотя бы не выйдет во двор, когда в этот двор принесут революцию. Московскому среднему классу сделали парки, удобную железную дорогу вокруг города и технологичный сервис в интернете, и средний класс если из-за чего расстраивается, то только из-за Telegram. И неслучайно Сергей Капков, один из авторов идеи деполитизации среднего класса, возвращается в московскую мэрию ковать новую победу Сергею Собянину.
В Москве нашли способ приобщения к неслыханным коррупционным потокам достаточного количества людей, что эффективнее просто тьмы и тьмы и тьмы людей, которые будут грубо работать на выборах в школах, поликлиниках, и далее по списку. Хотя и не без этого, но не в таких масштабах, как в провинции. Или в Армении, где власть так старомодно считала прикормленность и подкупленность синонимами. Если бы число армян в Армении, готовых сказать доброе слово про своего президента, было хоть сколь-нибудь сопоставимо с числом армян в Москве, защищающих от пятой колонны Собянина и Путина, а по возвращению на родину обнаруживавших там каменный век, делать революции было бы намного сложнее – какими бы микроскопическими ни смотрелись социальные дистанции.
Консервативный средний класс – против бунтующих демократов. Столицу – против провинции. Страну – против мира – вот как работают там, где хотят четвертой инаугурации. В Армении верили в единство, здесь не было даже мало-мальской внутренней полемики хоть о чем-нибудь. Ни тебе Запад против Востока, хочешь – за ДНР, хочешь – за Обаму. Саргсян даже эти противоречия грамотно погасил в свободе слова подконтрольной прессы, да и то в пределах преисполненного европейских кафе пятачка в центре Еревана. Даже национализмом власть занималась как-то по инерции, без огонька, как по соседству, где если не за Крымнаш, значит, ты против власти, или если ты против Ильхама Алиева, значит, готов сдать армянам Карабах. В 2008-м, в ходе революции Левона Тер-Петросяна, было, о чем всерьез спорить, и власть спаслась. Теперь народ был един.
Но, как оказалось, и по поводу Сержа Саргсяна. А революция была с доставкой на дом.
То, что государство не довлеет над обществом, а стоит в стороне, вовсе не является признаком большей демократичности. Это просто другой тип общественного договора между государством и обществом – о том, что получает последнее за то, что его обворовывает первое. В одном случае он получает Крым, радость от внезапно обнаруженного прямохождения, чемпионат мира по футболу с призрачными шансами выйти из группы и Формулой-1, отремонтированными электричками и гарантиями того, что хуже не будет, ничем, впрочем, не подкрепленными. В другом – возможность жить без бремени государства, которая объявлена свободой и почти демократией. Риски, как выяснилось, как у безбилетника: все знают, что контролер все равно придет, но пока не пришел, можно жить.
Вариант с контролером в первом типе договора пока не исследован, и потому выглядит крайне маловероятным. И на случай, если его не удастся купить, есть люди с нагайками и очень большие расстояния во всем. Они нам не Армения. Но только те, кто пережил четвертую инаугурацию, способны так искренне волноваться от того, что все иногда как-нибудь случается в первый раз.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции